Знак черепа - Джозеф Аллан Данн
Встреча поистине оказалась счастливой, ибо она приободрила нас обоих. Полагаю, что Дон — так я назвал пса из-за густой гривы, обрамляющей его шею наподобие пышного испанского воротника, — почувствовал мое состояние, как и я, определил трудное положение, в котором он находился; его полные бурной радости прыжки отвлекли меня немного от эгоистичных размышлений о собственных невзгодах, заставив подумать о том, что человеку стыдно отчаиваться, если даже пес способен беспечно махать хвостом перед лицом несчастий и бед.
Едва мы успели договориться о дружбе, как из темной пещеры, образованной каменной аркой, где Дон, как я мысленно окрестил пса, нашел меня, донесся приглушенный крик и затем резкий пронзительный вопль:
— Помогите!
Пес мгновенно прыгнул в темноту и тут же вернулся, тыкаясь носом в мои лодыжки. Его чувство долга и уверенность в своем новообретенном друге вернули меня к жизни, и мы наугад бросились вдвоем сквозь туман по направлению источника криков. Дон впереди, я за ним.
Мрак под аркой напоминал глухую полночь в закрытом подвале. Я был безоружен; одышка, вызванная долгим постом, возникла сразу, стоило на бегу хватить изрядную порцию сырого тумана. Дважды я чуть не растянулся на булыжниках скользкой мостовой, но тут пронзительный вопль — сперва мне показалось, что кричит женщина, — раздался прямо передо мной. Затем послышалось хриплое рычание Дона, короткий лай, глухое мужское проклятие и шум борьбы, когда пес вступил в схватку с врагом.
Багровая вспышка пистолетного выстрела высветила неподвижную фигуру, лежащую на земле. Я бросился было к ней, но в темноте налетел на чье-то крепкое, плотное тело. Мощные руки обхватили меня, цепкие пальцы впились в шею. Неожиданный приток сил, вызванный душевным подъемом, быстро пошел на убыль, когда я убедился в тщетности попыток оторвать от себя эти железные клещи. Но силы тут же вернулись ко мне, когда я ощупью обнаружил, что у незнакомца на левой руке не хватает большого пальца.
Это был тот самый коренастый мужчина, которому Тауни бросил свое кольцо.
Я изо всех сил размахнулся наугад в темноте и почувствовал, что кулак мой попал ему в челюсть, да так удачно, что он даже отшатнулся от меня. Тут же между нами словно пронесся ветер, мокрая шерсть мазнула меня по лицу, и Дон бросился в атаку.
Я очень испугался, услышав отчаянные проклятия незнакомца, опасаясь, что он пустит в ход нож. Пес был так же слаб, как и я, и борьба не могла длиться долго. Нас спасли три обстоятельства: туман, неожиданность нашего нападения и то, что бандит не мог оценить нашего состояния. Дон отскочил назад, прижавшись ко мне и злобно рыча, а незнакомец бросился бежать к выходу из-под арки, громко топая коваными сапогами по булыжнику мостовой. Я ухватил Дона за шерсть на загривке, чтобы удержать его от преследования бежавшего противника.
Мы оба были на грани полного изнеможения, но зато победили. Туман нависал над нами, словно тяжелые складки мрачного занавеса, скрывая от нас лежащее у наших ног тело несчастной жертвы, мертвой или — судя по недавним пронзительным воплям — серьезно раненой.
Дон освободился из моих пальцев и принялся обнюхивать лежащего на земле, слегка поскуливая. Вдруг показавшийся мне знакомым голос произнес в темноте:
— Благодарю, сэр, — хоть я и не могу вас видеть — за своевременную помощь. Ваша собака, кажется, нашла моего слугу. Боюсь, он ранен, и вся вина за это лежит на мне. Быть может…
Голос принадлежал хромому юноше, тому, что поймал ленту Тауни. Вне всякого сомнения, коренастый бандит оценил — как до него это сделал я — утонченность и благородство поведения хромого калеки и, когда толпа рассеялась, последовал за ним в надежде поживиться. К этому времени я уже опустился на землю возле слуги, положив голову старика себе на колени, пока Дон усердно вылизывал его лицо. До моего слуха донеслось постукивание костыля и палки, и я понял, что к нам приблизился давешний горбун. Старик слуга застонал, приходя в сознание, и торопливо попытался с моей помощью подняться на ноги:
— Мастер Фрэнк?
— Здесь я, Хадсон. Все в порядке благодаря вмешательству нашего друга и его собаки. А как ты? Ранен?
— Ничего серьезного; все заживет в два счета. Кажется, голова немного треснула, когда я упал на булыжник. Но что скажет сэр Ричард?
— А вот это, — сухо произнес юноша, — мы узнаем тем раньше, чем скорее увидимся с ним. Пошли отсюда! Здесь где-то была арка. Попадись мне этот щенок-провожатый, который бросил нас здесь и убежал со своим факелом, и я прикажу его выпороть так, что ему понадобится новая шкура!
Высокомерная жестокость в тоне хромого калеки свидетельствовала о властном и самолюбивом характере, присущем людям избалованным и испорченным чересчур мягким воспитанием. Разумеется, я был весьма далек от того, чтобы осуждать его. Все вокруг снова поплыло, вращаясь в медленной карусели, и я с трудом преодолевал одурманивающую слабость, сквозь которую до меня едва доходили краткие объяснения Хадсона:
— Мой молодой хозяин распорядился, чтобы я сопровождал его на казнь. А тут опустился такой туман, что стало невозможно отыскать дорогу, когда пришла пора возвращаться домой. В конце концов какой-то мальчишка-фонарщик взялся проводить нас через Лондонский мост. Скорее всего, он был в сговоре с тем разбойником, который на нас напал!
— Он стоял слева от меня, — пробормотал я, немного придя в себя. — Это тот самый, кому Тауни бросил кольцо…
— А-а, значит, вы — тот джентльмен, который поднял мою палку?
Тон юноши совершенно изменился. Я догадался, что он, очевидно, наблюдал за мной во время казни и оценил как мое умение достойно держать себя, так и — увы! — мое весьма жалкое состояние.
— Меня зовут Фрэнк Мадден, сэр. Не будете ли вы столь любезны проводить нас до дома, чтобы мой дядя, сэр Ричард Третеридж, мог по достоинству вас отблагодарить.
Мне почудился в характере и смысле его фразы некий намек на благотворительность, и, хотя — видит Бог! — я в ней отчаянно нуждался, однако чувство гордости — какой бы она ни была — ложной или здоровой, но которая являлась столь же неотъемлемой частью меня, как если бы это было родимое пятно на щеке, — заставило меня отказаться. Поэтому я довольно холодно ответил, что не нуждаюсь ни в чьей благодарности.
— Неужели
