Петр Северов - Командоры в пути
— Русские люди!.. — резко прозвучал голос Шпанберга. — Об этом вы слишком часто напоминаете.
— Потому что это русская экспедиция, господин Шпанберг. Я не перестану об этом напоминать,
Наступила тишина. И в эту минуту молчания капитан отчётливо понял, что его отряд разделился на два лагеря: в одном русские с Чириковым во главе, в другом — иностранцы с крикливым Шпанбергом. На чью сторону должен был стать теперь Беринг в решении спора?
Лейтенанту Чирикову нельзя было отказать в отваге. Он рвался к разрешению древней загадки, презирая опасности полярного моря, угрозу зимовки в арктических льдах. Он не просто был лихим, рисковым моряком, — этот человек знал своё дело и полагался прежде всего на себя, на своё мореходное искусство. Если бы судно действительно достигло устья Колымы, — а ледовая обстановка в том году была особенно благоприятна, — экспедиция закончилась бы великим триумфом.
Беринг понимал это. Но верх снова взяла та самая черта характера Беринга, которая так мешала ему ещё на ратном пути.
— Мы не можем, — молвил он, — не считаться со здравой осмотрительностью господина Шпанберга. В тёмные ночи, в туманы найдём ли мы путь на Колыму? А если противные ветры принудят нас зимовать у пустынного берега? Да и судно уже требует ремонта.
И Беринг приказал возвращаться на Камчатку.
Во время этого похода была составлена карта Чукотского побережья; путешественники открыли также остров св. Лаврентия, а на обратном пути — острова св. Диомида. Стоило немного отклониться к востоку, и была бы открыта Аляска. Но «Св. Гавриил» шёл прежним, уже проверенным путём, и никто не заметил близкого, почти уже достигнутого материка…
Зимовали в Нижне-Камчатском остроге, небольшом селении из бревенчатых изб, затерянном в безлюдных отгорьях на берегу океана. В тишине этого далёкого, словно всеми забытого селения Беринг имел время обдумать весь ход экспедиции, взвесить каждое своё решение, обсудить с офицерами планы дальнейших исследовательских работ.
Алексей Чириков не скрывал своего недовольства.
— Мы были у самой цели, — говорил он, — и не решились её достичь.
Сдерживая раздражение, Беринг как-то сказал:
— Мы были у самой цели, но, возможно, и у роковой черты, за которой — гибель… Однако все это в прошлом. Что вы предлагаете на будущее, лейтенант?
— Немедленно ремонтировать корабль и весной отправляться на поиски американского материка. Мы достигнем его, я уверен, достигнем… И разрешим загадку о проливе. Как же нам возвращаться в Петербург, если задача осталась нерешённой?
С Чириковым нельзя было не согласиться, но для второго похода Беринг чувствовал себя слишком утомлённым. И когда весной «Св. Гавриил» снова поднял паруса и взял курс на восток, к берегам Америки, капитан был сумрачен и молчалив. Этот рейс, на который Чириков возлагал такие большие надежды, не только не увлекал Беринга но, казалось, наоборот, — с каждым часом укреплял его сомнения в успехе.
Шторм, разразившийся в океане на третий день похода, окончательно привёл капитана к убеждению, что корабль не выдержит далёкого и неизвестного пути. Беринг приказал возвращаться. «Св. Гавриил» обогнул мыс Лопатка и вскоре бросил якорь у Большерецка. Отсюда он благополучно прибыл в Охотск.
Весной 1730 года Беринг возвратился в Петербург.
Вот они, знакомые каменные своды Адмиралтейств-коллегий… Длинный унылый коридор. Седой швейцар неторопливо открывает дверь, и Беринг предстаёт пред молчаливыми взглядами целой дюжины высших сановников. Впрочем, не все они тотчас его замечают. Он произносит слова приветствия, а трое или чётверо вельмож даже не оборачиваются на его голос… Эта минута встречи проходит в неловкой тишине, и Берингу уже чудится, будто стоит он перед судом, решающим его судьбу…
Президент Адмиралтейств-коллегий Головин первый нарушает эту напряжённую тишину.
— Итак, вы уверены, что Азия отделена от Америки проливом?
— Да, я в этом уверен, — отвечает капитан. — Я располагаю свидетельством чукчей…
— Эти показания, конечно, очень важны, — соглашается президент, — однако было бы значительно лучше, если бы вы располагали картой пролива.
— Нам удалось составить карту восточного побережья этого пролива, берега, на котором живут чукчи…
— Сведения о чукчах очень интересны, капитан, но на поставленный вопрос и они не дают ответа. Можете ли вы утверждать с уверенностью, что севернее названного вами пролива нет никакой земли? А что, если именно севернее, где-нибудь против устья Колымы, и лежит Американский материк?
Перед этим прямо поставленным вопросом Беринг почувствовал себя бессильным. Он должен был признать, что задание в самой важной части своей осталось невыполненным.
Кто-то из сановников заметил угрюмо:
— Мы знаем не больше, чем знали. А сколько потрачено денег!.. Это не принесёт вам славы, капитан.
Головин порывисто встал; пристальные, быстрые глаза его блеснули.
— О нет! Мы знаем значительно больше, чем знали. Что знали мы о чукчах, например? Теперь этот далёкий народ изучен и описан досконально… Мы имеем также карту Чукотского побережья. Наконец, открыты новые острова… Повидимому, вы были у порога других великих открытий, господин капитан. Вам следовало стремиться к устью Колымы.
Человек большого творческого размаха, Головин не хотел допустить, чтобы результаты экспедиции были подвергнуты сомнениям или насмешкам невежд. Эти насмешки могли привести к прекращению огромного и важного для России дела. А Головин рассчитывал, что вслед за этой экспедицией, будут организованы и другие: уже давно пришла пора определить границы государства на севере и на востоке. Заветная мечта Петра о пути в Индию вокруг северного побережья Азии стала и его мечтой. Теперь он сожалел только о том, что Беринг оказался недостаточно решительным начальником. Если бы экспедицию возглавил Чириков… Этот не дрогнул бы перед опасностями зимовки.
Довольно сложная задача встала теперь перед Головиным: с одной стороны, он должен был защищать Беринга, чтобы начатое государственной важности дело чиновники не сдали в архив. С другой стороны, он не мог быть доволен постоянными колебаниями капитана, его нерешительностью, его ослабленной волей. Что скажет сам Беринг в эту ответственную минуту, когда вместе с оценкой его трудов уже как бы решался вопрос о возможных следующих экспедициях? Если он скажет, что трудности плавания в тех далёких морях непреодолимы, — возможно, на долгие годы будут забыты смелые начертания Петра. Это будет жестокий удар и по расчётам Головина, и по авторитету Адмиралтейств-коллегий. При дворе немедленно найдутся слишком «осведомлённые» чужестранцы, которые непременно оклевещут великое начинание русских учёных и мореходов.
