Джулия Грин - Неукротимое сердце
— О, довольно крепкое. Согревает душу. — Он закрутил пробку и поставил фляжку перед ней. — Итак, Кейт, зачем ты вытащила меня в такую погоду? Боюсь, на это нет достаточных причин, но я все равно послушаю.
Кейт улыбнулась про себя этой подразумеваемой лести, однако ничего не сказала. Она молчала довольно долго, наморщив лоб, и Бью подумал, что она решила изменить свое намерение. Он заговорил первым:
— Кейт, передай мне флягу. С ней я могу выслушать всех несчастных, когда-либо тонувших в море.
С этими словами он сделал еще один большой глоток и подбросил полено в огонь. Затем, когда вспыхнуло пламя и стало светлее, он увидел клочок пергамента, лежащий у ног Кейт. Он протянул руку, чтобы поднять его. Кейт решила, по возможности, не показывать ему пергамент, поскольку не хотела рассказывать, как добыла его. Однако попытка остановить Бью только возбудит его любопытство, поэтому она ничего не сказала.
— Что это, Кейт? — спросил он.
— Всего лишь библейские стихи, — ответила она, — которые попали ко мне когда-то давно.
На мгновение Кейт испугалась, что он может спросить, где она достала их, но Бью только посмеялся над ее вновь обретенной религиозностью. От тепла пламени пергамент немного свернулся. Он разгладил его и прочитал при свете камина.
— Хороший почерк, — сказал он, — и стихи неплохие. Но тот, кто писал это, наверное, был плохим учеником, потому что неправильно указал номера псалмов. Смотри, «Дни нашего века сочтены — всего шестьдесят, семьдесят лет. И хотя люди могут быть крепкими, еще имея силы трудиться и в восемьдесят лет, они горюют, что все скоро кончится и придет смерть. Псалом ХС;21». Так вот, мальчиком я читал этот псалом сотни раз, стих за стихом. Я твердо знаю, что в нем нет двадцати стихов, а этот стих следует десятым, хотя он обозначен здесь двадцать первым!
— Что ты говоришь! — воскликнула Кейт. — Неужели это правда?
Она говорила, обращаясь скорее к самой себе, чем к Бью.
Он бросил на нее быстрый взгляд.
— Так именно за этим ты позвала меня сюда?
Кейт больше не колебалась и тотчас начала рассказывать ему, что произошло и как она сначала подумала, что это просто стихи в утешение покойному, но затем пришла к мысли, нет ли тайного смысла в них. Она попыталась разгадать его, однако вскоре начала подозревать, что в стихах ничего нет.
— Не это ли ты собиралась рассказать мне в тот день на берегу? — спросил Бью.
Кейт кивнула.
Бью слушал ее с нетерпением, в большей степени проявляя интерес к концу рассказа. Затем снова взял в руки пергамент и внимательно прочитал его.
— Думаю, ты права, — сказал он наконец. — Зачем надо было ставить неверные номера на всех стихах, если в этом нет какого-то тайного смысла? Если бы был один или два неверных номера, я бы сказал, что священник, переписывавший стихи, просто ошибся. Пасторы, как правило, не очень внимательные люди и часто допускают ошибки, но если все номера неправильные, это уже не может быть просто ошибкой. Есть ли у тебя в гостинице молитвенник? Мы можем проверить наше предположение.
Кейт встала, не говоря ни слова, и подошла к выдвижному ящику своего туалетного столика. Затем вернулась назад с Библией, которую дала ей когда-то мать. Она села рядом с Бью, нашла текст о днях нашей жизни и убедилась, что он действительно был из девятнадцатого псалма, но шел под десятым номером, как говорил Бью, а не двадцать первым, как было указано в пергаменте. Затем она нашла второй текст, здесь тоже номер псалма соответствовал тому, что было написано на листке, но номер стиха был вторым, а не шестым. В остальных трех стихах было то же самое — номер псалма указывался правильно, а номер стиха не совпадал. Бью сделал важное открытие: все было написано аккуратно, ровно, четко и без помарок, и все же в каждом стихе была допущена ошибка. Однако, если вторая цифра не относится к номеру стиха, что еще она может означать?
Как только Кейт сформулировала вопрос, у нее уже был ответ. Она уже поняла, что номер стиха, должно быть, означал номер слова в каждом тексте и эти слова составляли скрытое сообщение. Сейчас она испытывала такое лихорадочное волнение, что трясущимися пальцами едва могла отсчитать двадцать одно слово. В первом тексте номеру стиха соответствовало слово «восемьдесят», во втором — «шагов», в третьем — «глубокий», в четвертом — «колодец», в пятом — «север».
— Восемьдесят… шагов… глубокий… колодец… север, — прочитала она вслух.
Итак, шифр был раскрыт. Довольно простая хитрость! И все-таки без Бью она не смогла догадаться. Это была хитрая задумка сэра Роджера, но другие люди оказались не менее хитрыми, и она была уверена, что здесь, у ее ног, лежало потерянное сокровище. Она усмехнулась, потирая руки и снова перечитывая выделенные слова.
Восемьдесят… шагов… глубокий… колодец… север…
Все было так просто, и слово в четвертом стихе было «колодец», а не «долина» или «пруд», на которые она чаще всего обращала внимание, пытаясь расшифровать сообщение. Как же она не догадалась, столько раз читая текст, до того как Бью взглянул на пергамент?
Кейт снова прочитала слова вслух, но на этот раз все стало как-то менее понятно. Они с Бью задумались, что же все-таки это точно означало. Сокровище было спрятано в «колодце» — это было достаточно ясно, но в каком колодце? И что значит «север»? Был ли это «северный колодец» или «к северу от колодца»… или восемьдесят шагов на север от глубокого колодца? Кейт пристально посмотрела на стихи, как будто чернила могли поменять цвет и подсказать другой смысл написанного. Оказалось, что сообщение ничего не раскрывало и смысл его ускользал от нее.
Постепенно ее ликование сменилось разочарованием и тревогой. В порывах ветра, бьющего в оконные стекла, Кейт, казалось, слышала, как смеялся сам сэр Роджер, издеваясь над ней за то, что она подумала, будто бы нашла его сокровища. Тем не менее она вместе с Бью читала и перечитывала пергамент, играя словами и переставляя их, чтобы выжать какой-то новый смысл.
«Восемьдесят шагов в глубину северного колодца… восемьдесят шагов в глубину колодца к северу… восемьдесят шагов к северу от глубокого колодца…» — вертелись и вертелись слова в ее мозгу, пока она окончательно не измучилась. У нее закружилась голова, она легла и уснула.
Бью осторожно поднял ее, отнес в кровать и уложил.
Прежде чем погасить свечу, он взглянул на нее. Кейт лежала поверх одеяла, расслабленная во сне. Ее мягкие губы слегка приоткрылись весьма соблазнительно. Бью стоял рядом, глядя на нее, пока возникшее было желание не сменилось огромной нежностью. Тогда, встав на колени перед кроватью, он поцеловал ее. Она пошевелилась во сне и повернулась к нему.
