Теодор Мюгге - Пираты, каперы, корсары

Едва корабль миновал батарею, как на носу его появился человек, который начал какие-то манипуляции с надписью. К удивлению своему оба стоявшие в укрытии офицера увидели, что первоначальное имя корабля не закрашено, а лишь заклеено бумагой. Бумагу удалили, и появились отчетливые буквы прежнего названия.

— Ах, дьявол! Этот парень обвел нас вокруг пальца, — воскликнул генерал Дюгомье. — Вся эта комедия была нужна ему только, чтобы без опаски пройти мимо батареи. Ему не дали корабль, вот он и решил переметнуться к врагу.

— Нет, этому я не верю, — отозвался Наполеон. — Этот Сюркуф не способен на измену нации, ведь он, как ни странно это сейчас звучит, убежденный христианин. Эти люди незаменимы, надо только суметь направить их на полезные дела. Я думаю, он собирается одурачить англичан.

— Ну что же, посмотрим… Вот подойдет он к ним на дистанцию стрельбы, тогда и увидим.

Слегка накренясь, бригантина полными парусами, как на крыльях, летела по рейду. Дальше в море крейсировали трехмачтовики англичан. Невооруженным глазом можно было разглядеть каждый отдельный корабль. Бригантина устремилась прямо к флагману, на котором находился сам адмирал Худ.

— Он правит к флагману, он предатель! — сказал генерал Дюгомье.

— Не уверен, — возразил Наполеон. — Однако события и впрямь разворачиваются весьма интересно.

— Неужто он рискнул бы подойти так близко к флагману, не будь у него намерений предаться англичанам?

— Не обязательно. Но во всем этом есть что-то непонятное.

— Ты о людях, вылезающих из люков?

— Да. Две минуты назад они ушли с палубы вниз французами, а теперь на них мундиры английских моряков. О-о-о, мне кажется, я понял замысел этого дьявола Сюркуфа! Похоже, этому молодому бретонцу и впрямь можно было бы доверить любой корабль.

Щеки маленького корсиканца раскраснелись; бригантина полностью завладела его вниманием. Он не думал ни о Тулоне, ни о предстоящих ему дальнейших делах, он видел только маленький кораблик, дерзко лезущий прямо во вражескую пасть.

— Что он, совсем что ли сошел с ума? Пытаться прорвать линию в этой точке — чистое безумие! — снова заговорил генерал. — Ему бы держать подальше к осту, чтобы выйти на ветер…

— Кто знает, какие у него расчеты! Времени у него, конечно, было маловато, но вполне возможно, что он успел все же достаточно близко познакомиться со своим кораблем и знает теперь, на что может отважиться. О-ля-ля, флагманский корабль ложится в дрейф! Сюркуф подает сигнал, он хочет говорить с адмиралом!

Напряжение достигло своего предела. Флагман лег в дрейф: паруса свои он развернул так, чтобы в часть их ветер дул прямо по ходу корабля, в другую же часть — с обратной стороны, препятствуя ходу. Теперь оставалось ждать, что бригантина спустит свои паруса, однако вместо этого Сюркуф круто привелся к ветру и приказал намертво закрепить руль тросом. Бригантина развернулась носом в открытое море, и оба корабля стали медленно сближаться.

Наполеон видел в трубу Сюркуфа. Он стоял на шканцах в английском мундире и с переговорной трубой в руке, но в такой позе, чтобы с флагманского корабля нельзя было разглядеть его лица.

Вот бригантина совсем уже рядом с англичанином — шапкой можно докинуть. Сюркуф взмахивает трубой, и по этому сигналу матросы рубят трос, которым был закреплен руль. “Курочка” резко уваливается под ветер и стремительно набирает ход. Сюркуф вторично машет рукой, и в тот же миг бригантина тяжело переваливается на другой борт, а на мачте ее взвивается ввысь французский флаг. Но что это? Бригантина открыла огонь! Сперва Бонапарт и Дюгомье увидели лишь легкий дымок, затем огромный, гордый английский флагманский корабль содрогнулся от киля до клотиков своих мачт — ядра Сюркуфа с первого залпа накрыли цель, а еще через несколько секунд до них докатился гром пушек отважного бретонца.

Бригантина неслась полным ветром, и не успели на стремительно атакованном линейном корабле толком опомниться, как она была уже вне пределов точной стрельбы его орудий. В подзорные трубы было видно, какая неразбериха царит на адмиральском корабле. Он развернулся и выпалил всем бортом по беглецу, однако ядра просвистели мимо. Тогда он поднял сигнал, следуя которому все подчиненные ему корабли пустились в погоню за дерзким карликом, отважившимся обмануть великана и вступить с ним в схватку.

— О, блистательно! — воскликнул генерал Дюгомье, с трудом переводя дыхание. — Этот парень — настоящий дьяволенок и заслуживает всяческих похвал.

— Похвал? — отозвался Бонапарт. — Гражданин генерал, то, что совершил этот Робер Сюркуф, выше любых похвал! И я, Наполеон Бонапарт, говорю, что он выиграл сражение. Я всей душой желаю ему уйти от погони. Будь я во главе морского ведомства, я призвал бы его и доверил ему целый флот. Я обманулся в этом гении!

Прошло семь лет. Наполеон водрузил своих орлов в Италии, стяжал славу в Египте и стал первым консулом. Номинально маленький корсиканец правил совместно с Камбасересом и Лебреном, в действительности же был единоличным регентом Франции. Пророчества Сюркуфа сбылись. Нация была истерзана внутренними распрями и обескровлена войнами. На суше Франция неизменно одерживала победы, а на морях с тем же постоянством выказывала свою слабость. Наполеон был великим полководцем, но плохим адмиралом; море явно не было его стихией.

Военный флот был слабым местом Франции, а Англия по этой причине — ее опаснейшим врагом. Рожденный великим гением Наполеона план атаки англичан в Египте и Индии потерпел крах из-за неспособности адмирала Брюэса, разбитого Нельсоном при Абукире, несмотря на превосходство в силах. Гордый Альбион господствовал на всех морях; его торгашеский дух перекрывал дыхание всем другим мореплавающим нациям. Англия диктовала законы и меняла их по собственному усмотрению; в стремлении к торговой монополии и владычеству на мировых коммуникациях она хитростью и насилием стала обладательницей гигантских сумм денег, с помощью которых подкупала кабинеты и ставила зависимые от нее правительства.

Был ясный летний день. Индийское солнце клонилось к закату, и длинные тени мачт дробились на ленивых волнах прибоя. Целый день стоял удушливый зной и полное безветрие, к вечеру же подул легкий ветерок, становящийся с каждой минутой все сильнее, и в гавани Пондишери заколыхались теплые волны прилива.

Пондишери, первоначально французская колония, в 1773 году было отобрано у французов англичанами и передано карнатикскому набобу. Крепостные верки срыли, а вместе с ними постарались стереть и всякую иную память о французах.