Юрий Клименченко - Дуга большого круга

— Что же ты решил? — со слезами в голосе спросила Валя. — Надо что-то делать…

— Прежде всего узнать, почему арестовали Игоря, а потом уже действовать. Я очень надеюсь на то, что он сегодня уже вернется домой. Сейчас только шесть утра. К десяти я все должен узнать…

Как только Роман приехал в пароходство, он сразу же позвонил Багликову. Через несколько минут тот уже входил в кабинет начальника. Зеленый китель и галифе кадровик сменил на щегольскую морскую тужурку с одной широкой нашивкой на рукавах. Так полагалось по должности заместителя. Лицо со вздернутым носом, светлыми подозрительными глазами казалось сегодня холодным и надменным. Он как-то снисходительно посмотрел на начальника. Роман заметил это.

— Слушаю вас, Роман Николаевич.

Багликов сел в глубокое кожаное кресло, стоящее у стола, и тотчас же утонул в нем, так что видной оставалась лишь голова с редкими, зачесанными кверху волосами. Он был мал ростом.

— Так что с Микешиным? — без предисловия спросил Роман.

Багликов развел руками.

— Сообщили мне — арестован. Следовало ожидать.

— Следовало, по-вашему?

Багликов высунулся из кресла. Так ему был лучше виден начальник.

— Я имею кое-какие сведения… — многозначительно сказал он. — Следовало. Я вообще…

— Доложите, что вам известно.

— Сведения неофициальные и оглашению не подлежат. Позвонил тут одному товарищу, работали вместе… В общем, если я вам говорю, что следовало ожидать, можете не сомневаться.

— А я вот сомневаюсь, — грубо, неприязненно, с явным вызовом глядя на Багликова, сказал Сергеев.

Багликов выдержал взгляд и с видом превосходства спросил:

— Не верите? Напрасно. Королев, кстати, был очень дальновидным человеком, а чем кончилось? Погорел. Я ведь его предупреждал по-хорошему.

— Что, и меня уже предупреждаете?

Багликов промолчал.

— Так о Микешине ничего добавить не можете? Вернее, не хотите?

— Ну, не то чтобы не хочу, а ничего официального не знаю.

— Тогда я вас больше не задерживаю.

Багликов соскользнул с кресла, встал, одернул тужурку, но уходить, видимо, не собирался. Роман вопросительно посмотрел на своего заместителя.

— У вас еще что-нибудь ко мне?

— Я хотел бы вернуться к вопросу, по которому не смог договориться с Королевым. Он имеет непосредственное отношение к Микешину…

— Именно?

— Надо снять с судов кое-кого. Я имею в виду интернированных, которые прибыли из Германии. Недостаточно проверенных. Иначе мы будем получать сюрпризы, как сегодня с капитаном Микешиным. Прошу вашего разрешения.

Роман тяжелым взглядом смотрел на Багликова. В эту минуту он люто ненавидел его. Бездушного тупицу, чиновника, перестраховщика, но наверное считающего, что он делает правое и нужное дело, на пользу Советского государства. Хорошо, если так. А если он просто карьерист, строящий на чужом горе свое благополучие? Он ненавидел его еще и за то, что чувствовал перед ним свое бессилие. Прогнать его с должности? Посадить на это место человека с душой? Здесь без души нельзя. Но он не может так сделать. Нет формальных оснований, а назначили Багликова инстанции повыше…

— Прошу разрешения, — он снова услышал как бы издалека голос Багликова, — снять их всех с судов и пока поставить в резерв. Ну, а потом постепенно, чтобы не было шума, придется с ними расстаться. Так будет лучше.

— Не разрешаю, — яростно отрезал Роман. — Не разрешаю. Флот оголить хотите?

Багликов с удивлением посмотрел на начальника.

— Считаю преждевременным, — повторил, успокаиваясь, Роман. — Торопитесь.

— Как бы поздно не было, Роман Николаевич, — уже в дверях, с чуть заметной угрозой проговорил Багликов. — Королев тоже все предлагал подождать…

После ухода Багликова Роман долго сидел неподвижно. Думал.

В кабинет вошла секретарша с папкой бумаг.

— Вот тут срочное. Подпишите…

Начался обычный, заполненный разными делами день.

Вечером к Роману зашел Багликов. Он выглядел еще более надменным.

— Роман Николаевич, забыл совсем, у меня для вас посылочка лежит. Я ее сейчас принесу.

— Какая там посылочка? — удивленно спросил Роман, но Багликов уже вышел из кабинета. Через несколько минут он снова появился, держа в руках картонную коробку.

— Вот, прошу вас, получите подарочек, — не скрывая насмешки, проговорил Багликов.

Роман взял в руки коробку.

— Как она к вам попала?

— Сегодня наш «Семипалатинск» вернулся из Гамбурга, из английской зоны. Там на судно приходил какой-то американец и все выспрашивал капитана, не знает ли он Романа Николаевича Сергеева, а когда узнал, что знает, принес посылку и просил передать ее вам. Я встречал «Семипалатинск» в порту, приехал туда на машине и сказал капитану, что доставлю посылку.

— Ничего не понимаю, — нахмурился Роман, — ну, посмотрим.

Он принялся развязывать бечевку. Багликов с любопытством наблюдал за начальником. В коробке лежало два блока сигарет, банка какао, несколько плиток шоколада и письмо.

— Ого! — многозначительно воскликнул Багликов. — Дефицит.

Роман разорвал конверт, вынул письмо, посмотрел на подпись. Его нахмуренное лицо прояснилось.

— О’Конор! Жив, значит, чертяка!

— Кто это? — быстро спросил Багликов.

— Капитан, хороший парень. Воевали вместе на Севере. Что же он пишет?

Роман принялся читать письмо.

«Дорогой Ром, совершенно случайно узнал, что вы живы. Как видите — я тоже. Помню, что вы иногда любили курить наши сигареты, а остальное передайте вашей милой жене. Кажется, у вас с продуктами еще трудновато. Всего вам хорошего. Мы обязательно должны встретиться.

Искренне ваш, Патрик».

— Ну что? — спросил Багликов.

— Да ничего. Сопроводительная записка.

Роман распечатал пачку сигарет, закурил и протянул ее Багликову.

— Хотите?

— Нет уж, благодарю. Курите сами. Я как-нибудь нашими обойдусь.

Роман взглянул на заместителя и все понял. Он бросил сигареты на стол, лицо его снова стало официальным.

— Ладно. Давайте мне телефон товарища, который занимается моряками, вернувшимися из Германии.

Багликов назвал номер и ушел.

Роман поднял трубку. Он, волнуясь, говорил о том, что нельзя снимать сейчас людей с судов, что моряков нехватает, что эти люди «золотой фонд» пароходства. На другом конце провода терпеливо слушали, потом приятный мужской баритон с сочувствием сказал:

— Мы понимаем, но помочь пока ничем не можем.

Роман уехал из пароходства с тяжелым чувством.

Ежедневно приходила Женя. Она стояла в дверях и в комнату не заходила. В глазах ее светилась надежда.

— Ну что, Рома?

Он брал ее руки в свои. Хотелось утешить, сказать что-нибудь такое, от чего ей стало бы легче. Но надо было говорить правду.

— Пока ничего не известно, Женька. Скоро коллегия, поеду в Москву, уверен, что мне удастся… Все будет хорошо. Ты ему сейчас ничем не поможешь, а тебе… Тебе надо что-нибудь? Мы с Валей все сделаем.

Она отрицательно качала головой.

— Ничего пока. Спасибо.

Он понимал ее. Четыре года она провела в ожидании. Надеялась, теряла надежду… От Игоря не было никаких вестей. И вдруг радость! Живой, целый вернулся…

Через неделю Романа вызвали на коллегию. Перед тем как уйти из пароходства домой, он зашел к начальнику политотдела.

— Ну вот, сегодня еду, Алексей Васильевич, — сказал Роман, тяжело опускаясь в кресло. — Буду доказывать нашу правоту.

Начальник политотдела пристально посмотрел на Романа.

— Поезжай, Роман Николаевич. Помни, что я полностью на твоей стороне. Очень жалею, что не разобрался во всем раньше. Беда, что я не эксплуатационник. Трудно тебе там придется. Поезжай. Успехов тебе.

Они обменялись крепким рукопожатием.

Первое, чем Роман решил заняться в Москве, было дело Игоря. Прямо с вокзала он поехал в центр. В большом красивом здании бюро пропусков он долго сидел перед закрытым окошечком. За деревянной дверкой дежурный кому-то звонил, называя его фамилию вполголоса. Наконец дверка со стуком распахнулась, дежурный позвал:

— Сергеев! Возьмите пропуск. Не забудьте подписать при выходе.

Роман ждал против двери с номером 236 — кабинет, который был помечен в его пропуске. Дверь открылась. Роман увидел плотную фигуру военного.

— Товарищ Сергеев, прошу.

Подполковник — Роман различил погоны — прошел за стол, подвинул к себе папиросы и вопросительно посмотрел на него.

— Слушаю вас.

— Я пришел узнать о капитане Микешине, которого арестовали месяц назад по неизвестным причинам. Вы, конечно, в курсе дела?

Подполковник заглянул в какой-то листок.

— Да, в курсе, Роман Николаевич. Против него имеются материалы. Он вел себя в Германии скверно.