Рафаэль Сабатини - Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник)
– Мы и дальше будем тратить его впустую, если вы будете выдвигать абсурдные требования. Я не могу отдать такой приказ. Бонапарт спросит с меня за это.
– А если вы не отдадите его, то с вас спросит Директория за противодействие ее представителю. А это может иметь более серьезные последствия для вас.
Они смотрели друг на друга: Марк-Антуан иронически, Вийетар сердито и затравленно.
Жакоб исподлобья наблюдал за их поединком, не показывая виду, насколько он его захватывает.
Исполняющий обязанности отодвинул свой стул и встал:
– Бесполезно уговаривать меня. Я не отдам такого приказа. Я боюсь, что Бонапарт пристрелит меня за это, – он может.
– Что-что? Если вы сделаете это по моему распоряжению и под мою ответственность? О чем вы говорите?
– Вы думаете, ваша ответственность спасет меня от его гнева?
– Да отстаньте вы наконец от меня со своим Бонапартом! – Марк-Антуан тоже поднялся с разгневанным видом. – Вы признаете авторитет французского правительства или нет?
Вийетар с отчаянием чувствовал, что перед Директорией ему не устоять. Он сжал кулаки и зубы и в конце концов нашел выход:
– Хорошо, но отдайте мне свое распоряжение в письменном виде.
– Распоряжение? В письменном виде? Да ради бога. Гражданин Жакоб, будьте добры, напишите, пожалуйста, для меня. Я диктую: «От лица Директории Французской республики я требую, чтобы Шарль Вийетар, исполняющий обязанности посла в Венеции, отдал приказ дожу и сенату Светлейшей республики о немедленном и безоговорочном освобождении из-под стражи капитана Доменико Пиццамано, содержащегося в крепости Сан-Микеле на острове Мурано». – Он взял со стола перо. – Добавьте дату, и я подпишу.
Жакоб отдал документ Марк-Антуану. Тот поставил под ним ставшую привычной подпись с расшифровкой: «Камилл Лебель, полномочный представитель Директории Французской республики, единой и неделимой».
Он вручил документ Вийетару и произнес с оттенком полупрезрительного снисхождения:
– Вот ваш горгонейон[248] и ваша охранная грамота.
Вийетар хмуро рассматривал бумагу, в нерешительности пощипывая губу. Наконец, смирившись перед неизбежным, он раздраженно пожал плечами:
– Ну, так тому и быть. Под вашу ответственность. Утром я отошлю приказ в сенат.
Но Марк-Антуана это не устраивало.
– Нет, напишите приказ сейчас, я возьму его с собой. Я хочу, чтобы капитана Пиццамано выпустили из темницы прежде, чем станет известно, что он был туда заключен. Не забывайте, что для венецианцев он герой Лидо. Нам ни к чему народные волнения из-за его ареста.
Вийетар бухнулся в свое кресло, взял перо и быстро написал приказ. Подписав его и скрепив посольской печатью, он посыпал написанное песком, сдул его и передал готовый документ Марк-Антуану.
– Не хотел бы я быть в вашей шкуре, когда Маленький Капрал узнает об этом.
– Ну, шкура у меня дубленая, обработанная в Директории. Не так-то легко спустить ее с меня.
Глава 38
Запоздалое открытие
Миниатюрная женщина, присвоившая себе имя виконтессы де Со, не находила себе места от беспокойства.
Если Лаллеман недоумевал по поводу исчезновения Мелвилла и растущей пачки невостребованных писем из Директории на имя Камилла Лебеля, то у нее это вызывало мучительную тревогу. Ее преследовал страх, что Мелвилл мог пасть жертвой мстительности Вендрамина. Выяснить это самостоятельно она не могла, поскольку Вендрамин боялся и избегал ее после всего случившегося. К тому же он остался без средств к существованию и без возможности пополнить их и потому даже перестал посещать казино, в которых прежде был завсегдатаем.
Виконтесса наседала на Лаллемана, требуя, чтобы он выяснил, чем занимается Вендрамин. Но Лаллеман боялся, что он скомпрометирует этим Лебеля, и ничего не предпринимал.
Она стала ежедневно наведываться в посольство и интересоваться, нет ли каких-либо известий о пропавшем. Заглянула она туда и на следующее утро после визита Марк-Антуана к Вийетару.
Исполняющий обязанности посла находился в кабинете один и был в скверном настроении. Это дело с освобождением капитана Пиццамано не давало ему покоя. Правительство не выдавало ему, в отличие от Лебеля, никаких мандатов. Он был ставленником Бонапарта, и общение с маленьким корсиканцем убеждало его, что тот не умеет трезво рассуждать, если что-то идет вразрез с его желаниями. Ночью мысли об этом приказе не давали Вийетару спать спокойно, и утро не принесло облегчения. То ему казалось, что он поступил очень неразумно, то он убеждал себя, что полномочия Лебеля не позволяли ему поступить иначе. Он чувствовал, что находится между молотом военной силы и наковальней гражданской власти и, если не будет соблюдать осторожность, при первом же ударе его раздавят.
Вийетар уже в который раз разглядывал оставленное Марк-Антуаном распоряжение, призванное послужить для него оправданием, и в панике думал о том, что скажет по этому поводу Бонапарт, когда в кабинет без всякого предупреждения впорхнула виконтесса с возгласом «Доброе утро, Вийетар!». При виде хорошеньких женщин настроение его всегда поднималось, и обычно встречи с виконтессой доставляли ему удовольствие. Но сегодня он воззрился на нее чуть ли не со злобой. Предупреждая ее ежедневный вопрос, он пробурчал:
– Можете ликовать: ваш месье Мелвилл наконец объявился.
Она вспыхнула от радости, со сверкающими глазами подбежала к Вийетару и, положив руку ему на плечо, стала расспрашивать его о подробностях. Он угрюмо отвечал ей, отнюдь не разделяя ее восторгов. Мелвилл жив-здоров, бодр и энергичен – даже чересчур. Насчет того, где Мелвилл пропадал, он отвечал уклончиво: Лебель категорически настаивал на сохранении его инкогнито. Но виконтесса не отставала, и, чтобы отделаться от нее, Вийетар сказал, что месье Мелвилл восстанавливал здоровье в Ка’ Пиццамано.
Это несколько омрачило радость виконтессы. Продолжая опираться на плечо Вийетара, она задумчиво нахмурила брови. На глаза ей попался документ, лежавший перед исполняющим обязанности. Внимание ее привлекла подпись.
Занятие, которому она посвятила значительную часть своей жизни, развило ее наблюдательность и сообразительность. Подпись и дата рядом с ней, возможно, ничего не сказали бы кому-нибудь другому, она же быстро сложила два и два.
– Камилл Лебель в Венеции?
Ее удивленное восклицание немедленно включило в работу мозги не менее сообразительного Вийетара. Он откинулся в кресле и заглянул снизу вверх в ее лицо:
– Вы знаете Камилла Лебеля? – По форме это был вопрос, но по сути – недоуменное утверждение.
– Знаю ли я его? – Взгляд ее стал многозначительным, губы скривились в горько-сладкой улыбке. – Мне ли не знать его? Я знаю его очень хорошо, Вийетар. Ведь в некотором смысле он меня создал. Это он сделал меня виконтессой де Со.
