Корабль Его Величества «Улисс» - Алистер Маклин
— Меня бросило прямо на прожекторы, а там, знаешь, торчащие ручки управления и тому подобное. Ну а как костюм? Порван?
— Иди к черту!
Удивленный поведением друга, Николас опустился на стул рядом с койкой Карпентера.
Карпентер с надеждой посмотрел на Николаса.
— Значит, все в порядке?
— Конечно. И если тебе нужен был портной, то почему же ты…
— Хватит, — Карпентер резко поднялся и сел на край койки. — И для тебя есть работа. Он потрогал кровоточащую рану на лбу. — Зашей вот тут и не теряй времени. Такой человек, как я, нужен на мостике… Ведь только я могу сказать, где мы сейчас находимся.
Николас начал накладывать на рану швы.
— А где же мы все-таки находимся?
— Не знаю, — признался Карпентер. — Поэтому и надо тебе спешить.
Самый коварный удар морская стихия нанесла кормовой части корабля. Буквально за несколько секунд серией мощных взрывов корму «Улисса» подбросило чуть ли не выше поверхности моря. В кормовых кубриках людей охватила паника. Все помещения за кормовым машинным отделением остались без света. Гонимые воплями: «Торпеды!», «Мины!», «Тонем!», до изнеможения усталые, раненые, страдающие от морской болезни, люди в отчаянии устремились к дверям и люкам, скованным морозом. Повсюду замигали карманные фонари, освещая скудным светом искаженные от ужаса лица людей, сбившихся в небольшие группы и пытавшихся пробиться к выходу. Чем бы все это кончилось, трудно сказать… Вдруг в этот момент раздался чей-то грубый, но решительный голос. Это был Ралстон. Около девяти часов по приказу командира его освободили из-под ареста: при такой сильной качке оставлять людей в карцерах, находящихся в форпике корабля, было бы преступно. И все же Хастингс с неохотой выполнил приказ Вэллери.
«Это же наши глубинные бомбы! Слышите, вы, дурачье! Наши глубинные бомбы! — Но не столько сами эти слова, сколько их горький сарказм вырвал людей из панического состояния, заставил их остановиться. — Это наши глубинные бомбы! Их смыло волной за борт!»
Ралстон был прав. Все глубинные бомбы оказались за бортом от удара внезапно набежавшей волны. Из-за чьей-то оплошности бомбы, установленные для взрыва на малой глубине, хранились в таком состоянии с тех пор, как их намеревались использовать против немецкой подводной лодки-малютки в Скапа-Флоу. Бомбы разорвались почти под самой кормой корабля, но повреждения оказались небольшими.
Если те, кто находился во внутренних помещениях корабля, испытывали физические страдания, подвергались опасности, то для небольшой группы офицеров, старшин и матросов, работавших на мостике, пребывание там было сущим кошмаром.
Температура воздуха снизилась до двадцати двух градусов ниже нуля. Людям приходилось, конечно, жить и работать на открытой местности и при более низких температурах. Необычным и редко доступным сознанию людей является тот факт, что при температуре ниже нуля увеличение скорости ветра на одну милю в час равнозначно понижению температуры на один градус. Не раз в ту ночь анемометр фиксировал скорость ветра свыше ста двадцати пяти миль в час. Подолгу скорость ветра удерживалась на уровне ста миль в час, а это фактически означало, что люди на мостике корабля подвергались суровому воздействию температуры более ста градусов мороза.
Около двух часов утра группа старших офицеров корабля учинила своеобразный бунт. Командир, которого всего час назад уговорили пойти отдохнуть и согреться, снова вернулся на мостик. Тут ему преградили путь старпом и капитан 3 ранга Уэстклифф. Они вежливо, но настойчиво оттеснили Вэллери назад в командирскую рубку. Тэрнер закрыл за собой дверь и включил свет. Вэллери был, пожалуй, скорее озадаченным, чем сердитым.
— Что все это значит? — потребовал он объяснения.
— Бунт, — ответил Тэрнер. — Бунт в открытом море. Не так ли, адмирал?
— Совершенно верно, — согласился Тиндэл. Вэллери обернулся и, к своему большому удивлению, увидел, что на диване лежит адмирал. — Но ко мне за помощью не обращайтесь, командир — на корабле, и я здесь не распоряжаюсь. Кроме того, я ничего не вижу. — Тиндэл лежал на спине, глаза его были закрыты. Только Тиндэл знал тогда, что слова его вовсе не притворство.
Вэллери не произнес ни слова. Он стоял, сжимая рукой поручень. Лицо его было землисто-серого цвета. Тэрнер сочувственно посмотрел на командира и заговорил необычным для него низким, спокойным голосом. Вэллери насторожился.
— Сэр, эта ночь — не для командира военного корабля. Ведь только море — источник опасности для нас. Не так ли?
Вэллери в знак согласия кивнул.
— Эта ночь — для моряка, — продолжал Тэрнер. — При всем уважении к вам я беру на себя смелость сказать, что никто из нас не может сравниться с Кэррингтоном. Как моряк он просто ни с кем не сравним.
— Хорошо, что вы и себя включили в это число, — пробормотал Вэллери. — А между прочим, напрасно.
— Кэррингтон будет на мостике всю ночь. Буду здесь и я с Уэстклиффом.
— И я, — проворчал Тиндэл. — Но намереваюсь поспать. — Адмирал выглядел теперь не менее усталым, чем Вэллери.
— Спасибо, сэр, — улыбаясь, сказал Тэрнер. — Вот видите, командир, боюсь, что здесь будет слишком много народу сегодня вечером… Увидимся после завтрака.
— Но…
— Никаких «но», сэр, — строго сказал Уэстклифф.
— Пожалуйста, сэр. Сделайте всем нам одолжение.
— Как командир «Улисса»… — начал было Вэллери, но вдруг осекся и почти шепотом добавил: — Не знаю, что и, сказать.
— А я знаю, — заявил Тэрнер, взяв Вэллери под руку. — Пошли вниз.
— Боитесь, что я не дойду? — спросил Вэллери.
— Нет, но просто не хочу рисковать. Пошли, сэр.
— Хорошо, хорошо, — сказал Вэллери, тяжело вздохнув. — Ради одной ночи настоящего сна можно согласиться на все.
Огромным напряжением сил лейтенант Николас заставил себя очнуться. Открыв глаза, он понял, что «Улисс» по-прежнему сильно раскачивается под ударами волн. Склонившись над ним, стоял Карпентер. Лоб его был забинтован. На лице кровоподтеки. И тем не менее настроение у него, видимо, было прекрасное.
— Ну, ну, проснись же, — улыбаясь, сказал Карпентер. — Как чувствуешь себя? — с насмешкой спросил он, явно подчеркивая свое пренебрежение к людям в белых халатах.
Николас с удивлением посмотрел на друга.
— Что случилось? Какое-нибудь несчастье?
— Если у руля Кэррингтон и Карпентер, никакого несчастья быть не может. Хочешь, пойдем наверх, посмотришь, как орудует Кэррингтон. Он собирается повернуть корабль на триста шестьдесят градусов. На это стоит посмотреть.
— Что? И из-за этого ты меня разбудил?
— Дорогой мой, когда корабль начал бы разворачиваться, то ты все равно проснулся бы, потому что оказался бы на палубе, возможно, со сломанной шеей. Но случилось так, что Кэррингтону нужна твоя помощь. Ему нужно большое толстое стекло, а мне известно, что в лазарете
