Глеб Голубев - Огненный пояс. По следам ветра
— Вот если бы греческий корабль найти, — задумчиво сказал Павлик, помешивая в костре суковатой палкой.
Целый рой огненных искр взвился в ночное небо.
— Да, это было бы весьма заманчиво, — ответил Кратов и посмотрел на часы. — Ну, а теперь спать! А то вы завтра у меня под водой носами клевать будете! Спать, спать, отбой…
«Ну и рыбка!»
Мы ныряли уже целую неделю, пропустив только один день, когда разыгрался шторм, но найти так ничего не удалось. Один раз я, правда, откопал в иле кусок кирпича, но меня подняли на смех: кирпич оказался современной выделки. Наверное, просто упал с палубы парохода.
Нам хотелось подвигов, приключений, настоящих открытий.
И приключения неожиданно начались, дав нашим поискам совершенно новое направление.
В то утро мы отправились на катере к самому концу косы. День начинался чудесно. Стоял полный штиль, и море в этот утренний час, пока солнце еще не поднялось высоко, было жемчужно-серым, каким-то удивительно тихим, ласковым. Вдалеке, там, где море незаметно сливалось с небом, маячили три рыбачьих баркаса. Они, казалось, парили в воздухе.
После вчерашнего небольшого шторма вода сегодня была особенно мутной. Плавать в такой тьме не очень приятно. Все время кажется, будто сзади кто-то подкрадывается, то и дело хочется оглянуться.
Дно появилось так внезапно, что я едва не ткнулся маской в серый мягкий ил. Стараясь не взмутить его, я не спеша поплыл по указанному мне азимуту. Заметить что-нибудь среди серого ила в такой мутной воде, пожалуй, не легче, чем найти иголку в сене.
Я проплыл уже метров двести, как вдруг услышал звонкое постукивание: точка-тире-точка. Звук распространяется в воде в пять раз быстрее, чем в воздухе, и мне показалось, будто сигналы подает кто-то совеем рядом со мной. Но я уже знал, что источник звука может находиться за добрый километр, а все будет казаться, словно он возле тебя.
Тире-тире-тире-тире… Я остановился и расшифровал эти сигналы: «Шестой, я второй… Шестой, как у тебя дела?..»
Шестой — это мой условный номер для вызова под водой. Второй — это номер Светланы. Видно, ей уже стало скучно и она решила поболтать со мной. Я вынул из ножен кинжал и постучал по баллону с воздухом: «Дела неважные… Атлантиды пока не нашел…»
«Я тоже, — ответила Светлана. — И мне уже надоело… Очень мутная вода…»
Точка-тире-тире-точка, — вдруг загремело у меня, казалось, прямо над самым ухом: «Прекратите болтовню, продолжайте поиск…»
Ага, это Михаил скучает на катере и изображает начальника. Сейчас я ему отвечу!
Но кинжал выскользнул у меня из руки и, тускло сверкнув, провалился куда-то вниз.
Мне достался кинжал с обломанной пробковой ручкой. Все собирался ее приделать, да так и не успел. Вот теперь расплачивайся!
Мысленно обругав себя растяпой, я попытался найти кинжал на дне. Но сколько ни шарил, ничего, кроме ракушек, не попадалось под руку. Видно, он упал лезвием вниз и глубоко ушел в ил.
Потеря была не так уж велика. Жалко только, что не удастся продолжить беседу со Светланой.
А она так и сыпала точки-тире, отвечая Михаилу, чтобы «он не мешал своими глупыми замечаниями вести планомерный творческий поиск затонувших сокровищ глубокой древности».
Я тоже попытался добавить кое-что от себя, постукивая согнутым пальцем по баллону. Но звук получался слабый и невнятный, я сам его еле слышал.
«Шестой, шестой, — вызывала Светлана. — Почему не отвечаешь?»
Я решил немного изменить свой курс и плыть навстречу ей, чтобы она могла услышать меня. Плыл я довольно быстро и внимательно смотрел по сторонам.
И вдруг сильно ткнулся головой в какое-то препятствие. Оно было невидимым и упругим, словно совершенно прозрачная стена, которая слегка подалась под ударом, а потом, как резиновая, мягко спружинила и отбросила меня назад. Сколько я ни всматривался, ничего различить не мог. Это было так неожиданно и, главное, непонятно, что я напугался.
Я попробовал свернуть чуть правее. Невидимая преграда не только снова оттолкнула меня, но вдобавок еще цепко ухватила за манометр, выступавший над левым плечом. Я дернулся что было силы. Но невидимка держала крепко. Попытался оттолкнуть загадочную преграду рукой и почувствовал, что она тоже в чем-то запутывается.
Я стал вырываться как бешеный. Но чем больше барахтался, тем сильнее запутывался. Я поднял такую муть, что уже ничего не видел вокруг. От волнения я начал задыхаться, и мне показалось, будто запас воздуха в баллонах кончается. Теперь я понял, как должна себя чувствовать муха в паутине.
…Паутина?! И вдруг я догадался, что случилось со мной, на какую преграду я наткнулся. Конечно же, это была сеть, поставленная рыбаками! Я ведь видел вдали три баркаса, когда нырял. Уйдя со своего азимута, я дал большой крюк и прямехонько заплыл в рыбачьи сети.
Сообразив это; я стал успокаиваться. Мне вспомнилась первая заповедь подводника: никогда не поддаваться панике. Стоит только испугаться под водой, как опасность возрастет во сто крат, — испуганный человек не может принимать правильных решений. Дыхание у него затрудняется, мутится разум. Я только что испытал это на собственном примере. Теперь мне стало стыдно, и я поспешил исправить ошибку: перестал барахтаться, расслабил мускулы, начал дышать спокойно и глубоко, выжидая, пока рассеется муть.
Расходилась она страшно медленно. Мне хотелось начать осторожно выкарабкиваться из проклятой сети. Но пока сеть не было видно. Надо ждать.
В этой мути я даже не мог рассмотреть часов на руке и узнать, сколько времени пробыл под водой. Вероятно, много, потому что снова услышал настойчивый стук: «Шестой, шестой, выходи на поверхность! Немедленно выходи на поверхность!» Это с катера вызывал меня Михаил. Но ответить ему я не мог.
Если бы не потерялся кинжал! С его помощью я бы уже давно освободился из этих злополучных сетей. Пока же мне оставалось одно: терпеливо ждать.
И вдруг услышал под самым ухом сухой, негромкий щелчок. Он был тревожнее самого громкого взрыва. Это указатель минимального давления предупреждал меня, что воздух в баллонах кончается. Надо немедленно всплывать!
Противный, липкий страх начал овладевать мною. Забыв обо всем на свете, я опять стал барахтаться, но только сильнее запутывался в тонких капроновых нитях.
И тут я почувствовал, что сеть начинает подниматься. Она суживалась, смыкаясь вокруг меня, как мешок. На меня стали накатываться рыбы, попавшие, как и я, в плен и обезумевшие от страха. Одна из них сильно ударила меня скользким хвостом по липу, едва не разбив маску.
