Макс Пембертон - Железный пират
Но эти пять минут, пока мы скрылись из виду, уйдя в глубь тумана, были до того ужасны, что я никогда не забуду их. Снаряды падали и впереди, и позади нас почти беспрерывно; все мы чувствовали, что грозный пират где-то близко. Затем канонада как будто стала замирать в отдалении, и мы начинали уже дышать свободнее, начинали надеяться, что опасность миновала. Но вот опять, и на этот раз уже совсем близко, прогремел выстрел из крупного орудия и разнес нашу рубку в мелкие щепки, но, по счастью, не ранил никого. После этого снова наступила мертвая тишина и тревожное ожидание чего-то, от чего меня попеременно кидало то в жар, то в холод. Мы уже не придерживались намеченного нами направления, а в течение нескольких часов кряду шли на юг, прямо в глубь тумана. Экипаж все время оставался на своих местах. Нам все еще не верилось, что опасность миновала. Когда я, промокнув до костей, наконец сошел с мостика, было уже около полуночи. Внизу меня встретила Мэри и стала засыпать вопросами.
— После я все вам расскажу, Мэри, а пока дайте мне отдохнуть и очухаться, — ответил я. — А вы что делали все это время?
— Я ухаживала за Паоло. Он, кажется, умирает.
Я зашел посмотреть на раненого: он действительно, казалось, умирал. Немного опечаленный, я вернулся в кают-компанию, где теперь все как будто повеселело и ожило. Матросов поили грогом и кормили сластями, а мы в кают-компании распили несколько бутылок шампанского.
Три дня спустя мы были уже перед Нью-Йорком. Словно благодаря чуду никто из наших людей не пострадал во время неравной борьбы с золотым судном.
XI. В трущобе
Около шести часов пополудни мы вошли в гавань великолепной столицы Нового Света и медленно поравнялись с портовой таможней, где нас должны были подвергнуть обычному досмотру. Никаких затруднений у нас по этому поводу не было, хотя какой-то маленький чиновник под видом добросовестного исполнения своих обязанностей шарил и поглядывал везде. Эта подозрительность возмутила честного и прямодушного старика Дэна.
— Да вы бы пощупали вот эту собаку, — говорил он. — Как знать, может, она битком набита алмазами!
— Что вы, принимаете меня за дурака? — возмутился тот.
— Ничего я об этом не знаю, а только как знать, обшарьте ее, быть может, что-нибудь найдете!
Наконец чиновник удалился, провожаемый громким смехом всего экипажа, а спустя немного времени мы уже стояли у пристани и готовились съезжать на берег.
Паоло все еще был болен и лежал в своей каюте. Из чувства простого человеколюбия мы решили не предпринимать против него ничего до полного его выздоровления, но на всякий случай приказали матросам следить за ним и никого не пускать на судно, а сами отправились обедать в один из лучших ресторанов города. Здесь мы заказали себе самый изысканный обед, потребовали самых дорогих вин, чтобы отпраздновать наше благополучное прибытие в Нью-Йорк. Все были веселы и, казалось, совершенно забыли об ужасах путешествия, но меня преследовала мысль, что и здесь опасность сторожит меня на каждом шагу и что мое рискованное предприятие еще только начинается.
Под влиянием этого настроения я после обеда предложил Родрику прогуляться с Мэри по городу, чтобы показать ей немного Нью-Йорк, а сам решил вернуться на яхту — привести в порядок некоторые бумаги и обдумать свои дальнейшие шаги в деле преследования капитана Блэка. Наш приятель, капитан Йорк, собирался посетить каких-то своих друзей и условился со мной, что немного попозже тоже вернется на «Сельзис».
Порешив таким образом, я простился с друзьями и поехал прямо на пристань.
Полчаса спустя я благополучно прибыл на яхту, где застал все в полном порядке. По палубе расхаживал часовой, а Дэн сидел подле больного Паоло. Старик сообщил мне, что больному лучше и что он уже около часа спит крепким сном.
Я прошел в свою каюту и стал собирать свои бумаги, револьвер и некоторые другие вещи, которые могли понадобиться мне на берегу. Это все заняло не более трех четвертей часа. Наконец пора было уходить, но перед отъездом я заглянул в каюту Паоло, и каково же было мое удивление, когда я увидел его совершенно одетым: по-видимому, он собирался сойти на берег.
Это открытие чрезвычайно взволновало меня. «Если он отправится в город, — подумал я, — то, конечно, для того только, чтобы встретиться со своими сообщниками, с людьми, близко связанными с капитаном Блэком и его экипажем. Если я не воспользуюсь этим случаем узнать что-нибудь о капитане Блэке, то могу прождать год и больше, прежде чем услышу что-нибудь о нем, кроме известий о гибели судов по пути из Европы в Америку или Африку». И я решил следовать за Паоло, рискуя всем, даже жизнью.
С этой мыслью я поспешил на бак, где застал старого Дэна, и попросил его немедленно снабдить меня матросским костюмом, а переодеваясь пояснил старику в нескольких словах свое намерение, на что Дэн, хотя и не возразил ни слова, но почесал в затылке и неодобрительно покачал головой.
Выйдя переодетым на палубу, я увидел Паоло, уходившего уже с яхты, и, надвинув шапку на глаза, пошел вслед за ним, прячась за каждый выступ и скрываясь, насколько было возможно. Очутившись в городе, Паоло раза два обернулся и посмотрел, не следят ли за ним, затем, видимо, убедившись, что все благополучно, направился разными окольными путями в «Bowery», самый захолустный квартал города, пользующийся дурной репутацией; затем, после долгого странствования, уже едва держась на ногах от слабости и истощения, бедняга свернул в одну из самых грязных и скверных улиц этого квартала и вдруг исчез в раскрытой настежь двери. Едва он успел скрыться, как и я подошел к той же двери и заглянул внутрь помещения. Первое, что мне бросилось в глаза, была невысокая грязная лестница, идущая вверх, а там упиравшаяся в стеклянную дверь. Сквозь стекла этой двери я увидел толпу мужчин в полутемном, накуренном помещении. Все они, сидя у столиков, пили, спорили и сиплым голосом пели песни.
Это был какой-то ужасный вертеп, населенный людьми всех национальностей, преимущественно моряками. Тут были и англичане, и французы, и русские матросы, даже негры и китайцы, но я тем не менее решился войти и занять место у одного из столиков, ближайших к двери.
Все помещение состояло из длинной узкой залы, уставленной вдоль стен скамьями, которые когда-то были покрыты красным бархатом, а теперь представляли лишь ободранные лохмотья. На стенах красовалось несколько больших зеркал вышиной от пола до потолка, но все они были побиты, а во многих недоставало целых кусков стекла. У скамеек стояли в беспорядке небольшие столы с мраморными досками, пожелтевшими и грязными, с отбитыми углами, а в самом дальнем конце узкой залы виднелся жалкий буфет с грязным прилавком, за которым сидел на высоком табурете продавец. Последний был громадного роста негром, одетым по последней моде, с претензией на щегольство.
