Алексей Новиков-Прибой - Ветер
Мы оба задыхаемся от волнения.
— А кто же, по-твоему, я?
— Рвота поганая!
— А, так!..
Я почему-то снял свою старую, истрепанную фуражку и аккуратно положил ее на траву, точно это была корона с драгоценными камнями. А когда сделал это, сам удивился; быть может, удивил и своего противника.
— Мои кулаки давно соскучились по твоей морде!
Мы с ревом столкнулись, как два разъяренных тигра.
Обрушиваем друг на друга кулаки. Головы стали таранами. Падаем, поднимаемся — и снова нападаем. Пущены в дело пинки. Схватываемся за горло, рвем мясо, мячом катаемся по земле. Трещат кости, лица в крови. Нашу хриплую ругань пронизывает женский голос:
— Что вы делаете? Перестаньте! Ради бога, перестаньте! Господи, они убьют друг друга!
Но присутствие третьей, ее отчаянные вопли только подхлестывали нас. Мы озлобляемся еще больше. Меня пламенем обжигает желание столкнуть противника в море. Но и у него, видимо, та же мысль. Ползаем по земле и все ближе придвигаемся к обрыву. На самом краю его задержались. Схватились — и не можем отцепиться. Под ногами, внизу, на большой глубине, клокочет пена. В уши толкаются истерические вопли женщины. Перед глазами, совсем близко, маячит страшное лицо — в крови, с оскаленными зубами. На мгновение ужас сдавливает сердце. Но безумие берет верх. Я со всей силою рванул своего противника в сторону моря. Но он не отпустил меня. Вдруг земля дернулась из-под ног, как бумажный лист из-под стакана. Оба закувыркались в воздухе. Ударились в мягкое, податливое. На глаза надвинулось черное покрывало. Казалось, будем проваливаться в пучину без конца. В горле будто кусок соли застрял, забил дыхание. Я поперхнулся. И сами собою разжались объятия…
А когда вынырнули, то случилось нечто странное: мы поплыли в разные стороны.
Долго болтался в соленой воде, оглушаемый волнами, пока не выбрался на отлогий берег. Кругом ни одного человеческого голоса. Шагаю торопливо. И не хочу уже больше встречаться ни с Полиной, ни с Мухобоевым.
На базе, ложась спать, я почувствовал головную боль, и меня сильно лихорадило. Всю ночь нелепые видения рвали душу.
…Морское дно. Зеленый свет. Когда мы кончим драку с Мухобоевым? Наплевать! Вечно будем рвать друг друга, пока не сдохнем. А вокруг нас мечется Полина, голая, с распущенными волосами. Нет, это не волосы, а водоросли спускаются с головы. В молодую грудь ее впились крабы, грызут тело. В крови вся, но почему-то сладострастно взвизгивает. Все морские чудовища здесь: лангусты, морские коровы, змеи, скаты, морские архиереи, акулы. Какой только твари здесь нет! Обступили нас, смотрят неподвижными глазами. Я оторвал Мухобоеву нижнюю челюсть. Красной тряпкой болтается у него язык и не может слова сказать. Мухобоев содрал с моего лица кожу. Полина восторженно взвизгивает:
— Ах, как это мило!
И еще пуще извивается.
Вокруг нас хохот. Потом рев этой поганой оравы:
— Довольно!
— Надоело!
— Ничего нового!
— Видали мы это и среди своей братии!
А зубастая акула, вращая глазами, предлагает:
— Пусть она ни тому, ни другому не достанется…
Все набрасываются на Полину, хватают ее за ноги. Мы отталкиваемся друг от друга, смотрим в ужасе. Один момент — и наша любимая разорвана на две половины. С гулом и ревом удаляются все чудовища. А нам осталось от Полины только сердце. Оно бьется и содрогается, раскаленное, как уголь. Мы оба одновременно подхватываем его. И вдруг — что это значит? Это уже не сердце, а спрут. Два щупальца обхватывают Мухобоева, а шесть — меня. Это я точно вижу. Вся моя грудь стянута, как ремнями. Я задыхаюсь. Из меня высасываются жизненные соки… Это и есть любовь?
Я собрал последние силы, рванулся.
Удар по темени. Все исчезло.
Я ползаю на коленях. В голове боль. Передо мною знакомая стена с круглыми отверстиями, похожими на мутные зрачки. В полусумраке не сразу соображаю, что это железный борт нашей базы. Горит одна лампочка. На рундуках, в один ряд, валяются подводники. Всхрапывают, посвистывают носами. За бортом зашипело — это травят пар. Монотонно гудит вентиль. Кто-то придушенно стонет. Один матрос вскакивает, как очумелый, и орет во все горло:
— Кормовая цистерна лопнула.
Разбуженные люди ворчат:
— Дьявол комолый! Чего булгачит народ!
— Чтобы его мочевой пузырь лопнул!
Поворочались подводники, прочистили горла руганью и снова послышался храп.
Что стало с Полиной? Неужели погибла в море?
Я не мог больше заснуть. В больной голове муть. Поднялся и вышел на верхнюю палубу.
Рассветает.
На мостике базы — вахтенный начальник и сигнальщики. Через бинокли и подзорные трубы смотрят за морем, за каждым движением судов, чтобы отметить все это в вахтенном журнале. Около борта «Амура» — две подводные лодки. На них тоже вахтенные матросы с винтовками.
Море и небо в смятении. Всю ночь куролесил здесь разбойный ветер, этот любитель беспорядка, подстрекатель к хаосу. Воды — в горбатой зыби, в кипящей пене. Низко ползут тучи, а с них, мотаясь, свисают трепаные лохмотья. Глухим гулом наполнен мглистый воздух. Горизонт сузился, мир кажется тесным. И только на востоке виден провал. Он весь красный, зияющий, с раскаленными краями рваных туч. А дальше, за этой брешью, развертывается бесконечное пространство, пронизанное заревом утра. Туда темно-бурой громадой несется броненосец, весь закованный в стальные латы, потрясающий веером порозовевшего дыма. Слева от него дымятся тучи, похожие на вулканы. Ждешь — сейчас потрясут воздух сокрушительные взрывы. Справа, на кроваво-лиловых пластах облаков, вырисовывается человеческое лицо, пухнет, оскаливается, словно от прилива злобы. Еще минута — оно исчезает в огне. Световым половодьем разливается утро, ширится, гонит последние ночные тени. Взмывают и дыбятся красногривые волны.
А корабль все продолжает свой путь к востоку, неуклонно мчится на всех парах в красный провал прошибленного неба.
Что ждет его там, в этом огненном море? Тихая пристань с цветущими берегами или шторм с подводными скалами?
По глазам хлестнули золотые струи поднявшегося солнца.
Еще так недавно мы провожали «Росомаху» в дальний поход. Сорок с лишком человек махали нам фуражками, махали и мы им с берега. Улыбались друг другу. А теперь — мы никогда уже больше не увидим своих товарищей.
Вернулись с поисков миноносцы и подводные лодки. Обшарили все море, заходили на многие острова, расспрашивали рыбаков, обращались по радио ко всем сторожевым постам. «Росомаха» исчезла. Не осталось от нее ни одного признака, никакого следа. Нет сомнения, что — она погибла.
