Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой

Не могу не признаться, что слова капитана произвели на меня огромное впечатление. Он задел самую чувствительную мою струнку, и я забыл на мгновение, что созерцание этих чудес не могло мне возместить утерянной свободы.

Впрочем, я рассчитывал в будущем найти еще случай вернуться к этому важному вопросу. Поэтому я ограничился таким ответом:

— Капитан, я надеюсь, что порвав связь с человечеством, вы не отказались от человеческих чувств. Мы — потерпевшие крушение, которых вы милосердно приютили на своем корабле. Ни я, ни мои товарищи никогда не забудем этого. Признаюсь, лично меня возможность служить интересам науки до известной степени вознаграждает за утраченную свободу.

Я думал, что капитан протянет мне руку, чтобы скрепит наш договор. Но он не сделал этого. И я искренне пожалел его в душе.

— Еще один вопрос, — сказал я в тот момент, когда этот странный человек хотел уже уйти.

— Слушаю, господин профессор.

— Каким именем мы должны вас звать?

— Для вас я только капитан Немо[22], а вы сами и ваши спутники для меня только пассажиры «Наутилуса»[23].

Капитан Немо что-то крикнул. В каюту вошел стюард. Капитан отдал ему приказание на том же неизвестном мне языке.

Затем, повернувшись к канадцу и Конселю, он сказал:

— Вы будете завтракать в своей каюте. Прошу вас следовать за этим человеком.

— Не откажусь, — сказал гарпунщик.

Консель и он вышли из клетки, в которой мы провели в заключении почти тридцать часов.

— А теперь, профессор, очередь за нами. Завтрак ждет нас. Позвольте указать вам дорогу.

— К вашим услугам, капитан.

Я последовал за капитаном Немо, Мы вышли в освещенный электричеством коридор, похожий на обычные судовые коридоры, и, пройдя метров десять, остановились перед закрытой дверью.

Капитан Немо распахнул двери и пропустил меня вперед.

Я очутился в столовой, обставленной и отделанной со строгим вкусом. Высокие дубовые поставцы, инкрустированные черным деревом, стояли в противоположных концах зала. На их полках сверкала и переливалась огнями хрустальная, фарфоровая, серебряная посуда художественной работы, не имеющая цены. Строгие тона облицовки стен смягчали нестерпимую яркость света, лившегося с потолка.

В середине зала стоял богато убранный стол. Капитан Немо жестом указал мне место.

— Садитесь, — сказал он, — и кушайте, — вы, верно, умираете с голоду.

Я не заставил дважды просить себя.

На завтрак подали несколько рыбных кушаний и какие-то яства, приготовленные из неизвестных мне продуктов.

Все это было вкусно, но с каким-то привкусом, к которому, впрочем, легко было привыкнуть. Эта продукты показались мне богатыми фосфором, и я подумал, что они должны быть морского происхождения.

Капитан Немо пристально смотрел на меня. Я ни о чем не спрашивал его, но он сам поспешил ответить на незаданные вопросы, которые жгли мне язык.

— Большинство этих кушаний незнакомо вам, — сказал он. — Тем не менее вы можете есть без опаски. Все они здоровые и питательные. Я уже давно отказался от земных продуктов и чувствую себя, несмотря на это, превосходно. Да и весь мой экипаж, питающийся так же, как и я, пользуется завидным здоровьем.

— Значит, все эти яства — морские продукты?

— Да, профессор, море удовлетворяет псе мои потребности. Иногда я забрасываю сети, и не было случая, чтобы они оставались пустыми. Иногда я отправляюсь на охоту в стихию, недоступную другим людям, и преследую «дичь», обитающую в моих подводных лесах. Мои стада, как стада старого пастуха Нептуна[24] спокойно пасутся в океанских прериях. Поместья мои бесконечно велики, и я один пользуюсь ими.

Я с удивлением посмотрел на капитана Немо и ответил ему:

— Я понимаю, капитан, что сети поставляют вам великолепную рыбу к столу. Я не знаю как, но все-такн допускаю, что вы можете охотиться за «дичью» в своих подводных лесах; но мне непонятно, откуда попадает к вам на стол мясо, как бы мало вы не потребляли его?

— Но, — возразил капитан Немо, — я никогда не ем мяса наземных животных.

— А это? — спросил я, указывая на блюдо, на котором лежали несколько ломтей филея.

— Это кушанье, которое вы приняли за мясо земного животного, есть не что иное, как филей морской черепахи. Вот соус из печени дельфина, который покажется вам похожим по вкусу на свиное рагу. Мой повар — мастер своего дела и не знает соперников в приготовлении блюд из морских рыб и животных. Вот консервы из ракушек, которые любой малаец признал бы лучшими в мире, вот крем, сливки для которого дало вымя кита, а сахар — водоросли Северного моря; наконец, вот варенье из анемонов.

Я пробовал все эти кушанья не из жадности, а из любопытства, как зачарованный слушая рассказы капитана Немо.

— Море, — продолжал он, — не только кормит меня, но и одевает. Ткань, из которой сшита ваша одежда, соткана из бяссусов некоторых морских ракушек. Она окрашена пурпурной краской древних, а фиолетовый оттенок получен при помощи экстракта из средиземноморских моллюсков — аплизий. Духи, стоящие на туалетном столике отведенной вам каюты, — продукт сухой перегонки некоторых морских растений. Тюфяк на вашей постели сделан из лучших океанских трав. Перо, которым вы будете писать, сделано из китового уса, чернила — из выделений желез каракатицы. Все, чем я пользуюсь сейчас, поставляется морем, и все это когда-нибудь вернется к нему.

— Вы любите море, капитан?

— О да, я люблю его. Море — это все. Оно покрывает семь десятых земного шара. Его испарения свежи и живительны. В его огромной пустыне человек не чувствует себя одиноким, потому что все время ощущает дыхание жизни вокруг себя. В самом деле, ведь в море есть все три царства природы: минеральное, растительное и животное. Последнее насчитывает многочисленных представителей зоофитов[25], два класса членистоногих, пять классов моллюсков, три класса позвоночных, млекопитающих, пресмыкающихся и бесчисленное множество рыб. Этот огромный класс животных насчитывает свыше тринадцати тысяч разновидностей, из коих едва одна десятая часть живет в пресных водах. Море — обширный резервуар природы. Жизнь на земном шаре началась в море, и, кто знает, не в море ли она и окончится? В море — высшее спокойствие… Море не принадлежит деспотам. На его поверхности они еще могут сражаться, истреблять друг друга, повторять весь ужас жизни на суше. Но на глубине тридцати футов под водой их власть кончается. Ах, профессор, живите в глубине морен! Только здесь полная независимость, только здесь человек поистине свободен, только здесь его никто не может угнетать!