Жорж Блон - Великие тайны океанов. Атлантический океан. Тихий океан. Индийский океан (сборник)
Эти суда были чемпионами скорости. Они были не только быстроходными, но и крепкими, по тем временам вершиной деревянного кораблестроения. К сожалению, капитаны по большей части не могли похвастаться совершенством своих экипажей. По причине «золотой лихорадки» спрос на моряков быстро превысил предложение, исчерпав ресурс профессиональных матросов. Капитаны, вынужденные набирать команду любой ценой, обращались к торговцам людьми. Таких посредников в крупных портах Америки и Европы было пруд пруди. Они получали премию за любого человека, которого отправляли на борт судна. Меньше других испытывали угрызения совести американцы, которые поставляли на уходящие суда настоящие человеческие отбросы. Будущих матросов они спаивали и приучали к наркотикам. Дельцы-преступники, набиравшие отупевших крестьян, которые никогда не видели моря, не церемонились. Они уверяли капитанов, что эти несчастные, протрезвев, будут служить исправно. Пассажиры уже теснились на борту, судовладельцы торопили с отплытием.
В 1860 году клипер «Челленджер» покинул Нью-Йорк с командой из 56 человек и 8 юнгами, набранными вышеописанным способом. Когда лоцман сделал свое дело и поплыл назад в порт, капитан по имени Уотермен подумал, не стоит ли и ему тоже повернуть назад и высадить команду, один вид которой внушал ему ужас. Но, предвидя гнев судовладельца, решил из двух зол выбрать меньшее – и продолжил плавание.
При первой же смене галса он убедился, что из 56 человек только двое способны выполнить маневр. С них сошло семь потов, пока они лазили по мачтам. Им помогали первый помощник и три других офицера. Вскоре капитан обнаружил, что 17 вновь набранных членов команды страдают венерическими заболеваниями. Их пришлось изолировать в каюте, преобразованной в лазарет. Пятеро из них умерли во время плавания.
Человек двадцать, протрезвев, вели себя как настоящие бандиты. Чтобы защитить себя и пассажиров, Уотермен и его помощники не расставались каждый с двумя револьверами. Им едва удавалось немного поспать. На широте Бразилии головорезы с ножами напали на первого помощника. Уотермен уложил двоих, но не из револьвера, а с помощью железного бруса.
Несколько крестьян, не столь опасных, как эти убийцы, понемногу обучились маневрам. Но навыки их были слишком свежи и не выдержали испытаний, как только «Челленджер» подошел к мысу Горн. Не удержавшись за такелаж, один из неопытных матросов сорвался и упал за борт, тут же уйдя под воду, двое других разбились о палубу. Пришедшая с запада буря бушевала к югу от мрачного мыса, а «Челленджер» не только не мог сменить галс, но и убрать верхние паруса – не хватало обученных людей. Ему пришлось на всех парусах нестись вперед в реве этой бури, надеясь на удачу!
Благодаря исключительной крепости судна, мореплавательскому таланту Уотермена и помощи Всевышнего «Челленджер» все же добрался до Сан-Франциско. Путь из Нью-Йорка он проделал за 108 суток – выдающееся достижение, если знать, что другим парусникам приходилось тратить на тот же маршрут по 300 суток. Рекорд скорости принадлежит судну «Флаинг клауд» – 90 дней. По прибытии в Сан-Франциско самые отъявленные подонки, взятые в Нью-Йорке, осмелились обвинить капитана Уотермена в том, что он потерял матросов из-за неумения управлять судном в районе мыса Горн. Суд не только оправдал капитана, но и поздравил с тем, что он с такой негодной командой привел «Челленджер» в порт.
Едва корабль приставал, пассажиры тотчас мчались на прииски. Зачастую и целые команды дезертировали с судна, чтобы также отправиться за золотом. Поэтому в порту Йерба-Буэна (Сан-Франциско) скопились сотни брошенных судов, заблокировавших весь порт. Прибывшим пассажирам приходилось прокладывать себе путь, прыгая с палубы на палубу, чтобы добраться до причала.
В 1820 году один шотландец заметил плывущий по волнам Клайда металлический котел, и это банальное наблюдение привело к невероятным последствиям: «А почему бы не сделать железный корабль?» Мысль о том, что железо тонет, настолько засела в умах людей за долгие века, что соседи принялись издеваться над изобретателем, который строил небольшую металлическую лодку. Но через два года директор одной верфи спустил на воду первый железный корабль «Айронсайд». Первый железный корабль дальнего плавания «Мартабаз» был построен в 1853 году. А еще через одиннадцать лет вышел в море первый корабль из листовой стали «Альтаир».
Судовладельцы, занимавшиеся транспортировкой эмигрантов, предпочитали железные парусники, поскольку их конструкция позволяла существенно повысить грузоподъемность, а потому и доход с каждого рейса. «Золотая лихорадка» сошла на нет, но произведенные фабриками товары и сырье заменили людской груз.
Первый пароход, который решился выйти в открытое море, назывался «Феникс». В 1809 году он совершил рейс Хобокен – Филадельфия. Но и веком позже металлические парусники еще бороздили моря, перевозя тяжелые непортящиеся грузы. Причина, по которой они столь долго выдерживали конкуренцию с пароходами, очень проста: до конца века пароходы были пожирателями угля. Уголь занимал на борту много места, был тяжелым и стоил дорого.
После доставки в землю обетованную любителей золотых самородков железные парусники везли в новые страны Южной Америки и на американский Запад уголь, железные балки, рельсы и машины, изготовленные в Великобритании, кокс, железо из Гамбурга, продукты, произведенные в Голландии и Бельгии. Парусники, отплывавшие из французских портов, наполняли трюмы всеми этими товарами, шли через Атлантику, а чуть позже к ним присоединились европейские суда, огибавшие мыс Горн. Они перевозили нитраты и гуано из Чили, каледонский никель, индийский рис, австралийскую шерсть, орегонское зерно.
Команды этих железных судов отличались от тех команд, с которыми капитаны прошлого века ходили вокруг мыса Горн, поскольку их уже не набирали в невероятной спешке. Теперь профессионалов на судах стало не в пример больше. Однако французские капитаны зачастую обращались к вербовщикам, которые так именовались официально, но качество их «товара» со временем повысилось.
Они держали в крупных французских портах полуофициальные конторы по найму, юридическим адресом которых были трактиры. Матрос, желавший отправиться в плавание, сам обращался к ним, но вербовщики постоянно рыскали в округе, чтобы всегда иметь под рукой необходимых людей. Они предоставляли морякам за наличные или в кредит все необходимое для долгого плавания. Эти услуги приносили им доход в дополнение к премии, которую платили капитаны за каждого нанятого матроса. Вербовщики были заинтересованы в подборе подходящих людей, если не хотели, чтобы капитаны обращались к другим посредникам. Конкуренция сделала свое дело. Но вербовка никогда не обходилась без выпивки.
– Опять пьяницы! – восклицал капитан, увидев вербовщика с его кандидатами.
– Нет, капитан, они трезвы, как верблюды, но обмыть отплытие все-таки нужно.
За этим следил владелец трактира. Не все вербовщики были совсем уж бессовестными. Иногда они сами убеждали «рекрута» отправить семье часть аванса, выданного перед отплытием.
Не только вербовщики поставляли на корабли рабочую силу. Капитаны обращались также к хозяйкам специальных гостиниц для моряков, а также к капитанам портов. Незадолго до войны 1914 года институт «паритетных контор» военно-морского флота практически положил конец деятельности вербовщиков, но многие из них более или менее подпольно продолжали работать, поскольку капитаны предпочитали пользоваться услугами тех, кто заслужил их доверие.
Командный состав такого большого железного парусника обычно включал капитана, его первого и второго помощников и офицера, ответственного за камбуз, иными словами, заведующего съестными припасами. Экипаж состоял из двух дюжин матросов, боцмана, старшего механика (он отвечал за лебедки, насосы и прочие паровые механизмы) и главного кока, которому помогали два, три или четыре юнги.
В ту эпоху не было восьмичасового рабочего дня. Команда работала вахтами на левом и правом борту: четыре часа работы, четыре часа отдыха, четыре – работы и так далее. Чтобы две вахты не пересекались постоянно в одни и те же часы, смены происходили в два и в четыре часа дня. Любой офицер был занят не меньше, чем матросы: к его вахтенным часам добавлялось время на астрономические наблюдения и расчеты, на разработку меню с коком. Кроме того, следовало присутствовать на раздаче порций и проверять дважды в день или чаще судно и груз. Груз мог сместиться, или испортиться, или нагреться, а если это был уголь, опасность становилась смертельной. Помощники оставались на службе по шестнадцать или восемнадцать часов в сутки, все время на ногах. Подобный распорядок соблюдался в тихую погоду. Во время бури все находились на палубе, забыв о графике. Не было графика и у капитана, двадцать четыре часа из двадцати четырех на нем лежало бремя ответственности, выраженной в знаменитой формулировке: «Хозяин на борту после Бога». Радио еще не было, и капитан, выйдя в открытое море, действительно решал все.
