Януш Мейсснер - Черные флаги
Мартен видел её впервые, хотя слышал немало. В портовых трактирах под аккомпанемент лютни пели в её честь преувеличенные мадригалы; подчас кровавых цирковых зрелищ, когда огромные британские псы боролись с волком или медведем, изысканные джентльмены с ухоженными длинными волосами, с колечками в ушах, в голос рассказывали скандальные сплетни о её любовниках, выражали восхищение её отвагой и ловкостью на охоте, обсуждали её речи перед послами или в парламенте; от её имени отрезали уши тем, кто посмел высказаться против властей и тем, кого подозревали в симпатии к врагам монархии, и происходило это под поучения судей и смех зевак. За неё молились в соборах и проклинали за скупость.
Были такие, кто утверждал, что ею овладела целая стая демонов, но огромное большинство обожало дочь Генриха YIII, которая взрывалась от гнева, плевалась, стучала кулаком по столу, хохотала во все горло, торговалась как перекупщица, водила за нос могучих владык, то изводя их надеждой на женитьбу, то грозя войной, и все-таки поддерживая непрерывный многолетний мир.
Ее неслыханная энергия и жизнелюбие вызывали удивление подданных. Вокруг этой жесткой, отчаянной женщины с мужским умом и великим дипломатическим талантом сложилась легенда, покорившая сердца простых людей. Ей прощали любовные похождения и вероломство, славили её образованность, отвагу и деловые качества; никакую хвалу она не считала чрезмерной; а удача и везение всюду сопровождали её.
Мартен, глядя на нее, не был разочарован. Нет, она не была красива-это правда. Над бледным лицом с острыми чертами и крупным носом вздымалась высокая пирамида выкрашенных в рыжий цвет волос, меж накрашенных увядших губ показывались длинные, кривые, почерневшие зубы, а синие глаза, глубоко посаженные и в то же время чуть вылупленные, бросали быстрые острые взгляды. Но какой-то неуловимый нимб славы, казалось, окружал эту стареющую женщину в фантастическом наряде, с фигурой чуть сутуловатой, но стройной и полной величия.
Когда Френсис Дрейк, одетый в золоченую кирасу, из-под которой у шеи вздымалась волна кружев, подошел к ней и упал на одно колено, королева начала говорить. Голос у неё был резким, высоким, чуть хрипловатым, но слова текли плавно и царственно, чуть подчеркнутые местами изящным жестом, тут и там украшенные изысканно латинской или греческой цитатой. Елизавета благодарила своего адмирала за дары, восхваляла его воинский дух и отвагу, выражала признание его заслуг. Наконец, приняв легкий меч, который ей подал Уильям Сесиль лорд Баркли, произнесла надлежащие слова возведения в рыцарское достоинство и коснулась клинком плеча Дрейка, а потом подала руку для поцелуя.
На этом официальная часть торжества и закончилась. Языческая богиня сошла с возвышения, начала грубовато шутить то с тем, то с другим, выпила бокал вина, за ним другой, с аппетитом обглодала куриное крылышко, с улыбкой выслушала комплимент какого-то прекрасно сложенного юноши и, возбужденная его красотой, легонько ущипнула его за щеку. Наконец снизошла к просьбе Дрейка осмотреть его корабль.
Адмирал-щуплый, невзрачный на первый взгляд мужчина чуть выше её ростом-казался ей нудным и простоватым, но в тот день она старалась быть любезной с ним, тем более что была его гостьей.“Золотая лань”, надраенная до блеска, вызвала у неё некоторый интерес. Но когда в окружении свиты она перешла на нос и взобралась по ступеням на невысокий полубак, внимание её привлек другой корабль, стоявший на якоре невдалеке. Он был меньше “Золотой лани”, но его совершенные пропорции, прекрасное резное украшение под бушпритом, изображавшее крылатого юношу, высокие стройные мачты, а также черный флаг с изображением золотой куницы, поднятый на одной из них, заинтересовали её гораздо больше.
— “Зефир”, — прочитала она название. — Чей это корабль? — спросила, ни к кому персонально не обращаясь.
Шевалье де Бельмон ждал этого вопроса. Он его предвидел. Это он через Мартина Фробишера подал Дрейку мысль пригласить королеву осмотреть “Золотую лань”, и это он благодаря своим связям получил разрешение портовых властей перевести “Зефир” к носу адмиральского корабля, а теперь в нужный момент оказался под рукой, чтобы ответить.
Но не успел раскрыть рот, как услышал за спиной голос Яна Мартена, который в таких делах и не думал на кого-нибудь полагаться.
— “Зефир” принадлежит мне, ваша королевская милость, — громко заявил он.
Елизавета, несколько опешив, взглянула на него, а Бельмон почувствовал, как мурашки пробежали по спине: этот неотесанный корсар мог все испортить, не слушая его инструкций и советов; не считаясь с величием королевы, разговаривал с ней едва не дерзко-как с равной себе.
Но в глазах монархини не было гнева, лишь любопытство, а может даже искра любезной улыбки. Красивый, рослый, беззастенчивый смельчак ей очень понравился. Смотрела на него с удовольствием, и легкая дрожь эротического возбуждения защекотала ей грудь.
Дрейк выдавил несколько фраз насчет своего знакомства с Мартеном, а шевалье де Бальмон ещё добавил от себя. Этого было достаточно, чтобы в памяти Елизаветы всплыли цифры перепавшей ей доли от захвата “Кастро верде”.
— А, знаю… — протянула она.
Взяв Мартена под руку, спустилась вместе с ним на главную палубу, а потом остановилась против него в открытых дверях надстройки. Тут он обнаружил, что её наряд, столь обильно драпированный, оставляет очень много-слишком даже много-обнаженных мест, причем необычайно глубоко. Под разрезанной спереди верхней блузой из черной тафты, обшитой золотой тесьмой и галунами, была другая из серебристой парчи, тоже с разрезом до самой талии, а под ней-только тонкая белая сорочка, тоже с разрезом и не закрывающая грудь. Кружевное жабо, вшитое в воротник сорочки, окружало её шею только сзади и по бокам, спускаясь на плечи и высоко возвышаясь над головой, но нисколько не закрывая декольте. Напротив-каждое дуновение ветра отклоняло тонкие кружева вместе с воротником сорочки и тогда Мартену казалось, что он видит слишком многое. Прятал глаза, хотя вид был недурен, ибо белая кожа Елизаветы и её тело сохранили молодую свежесть и упругость. Она заметила его замешательство и вполне сознательно выставляла напоказ свои достоинства, ощущая при этом восхитительное волнение.
Разговаривала с ним свободно и откровенно, распрашивала о подробностях битвы, в которой был добыт столь ценный трофей, и с явным интересом выслушала проект экспедиции в Мексиканский залив, даже пообещав материальную помощь в подготовке этого предприятия.
Была очаровательна и соблазнительна, однако не забывала о собственных интересах: как будто мимоходом заметила, что как бы там ни было, это изрядный риск, согласиться с которым она могла бы только при условиях значительного участия в прибылях.
— Не думай, что я так уж богата, мой мальчик, — сказала, касаясь его плеча и даже слегка его пожав, словно желая ощутить крепость упругих мускулов. — Корабль, которым я командую-вся Англия. И он требует куда больше расходов, чем твой великолепный “Зефир”.
Качнув рыжим париком, усыпанным ослепительными жемчугами, и позванивая драгоценными браслетами, подала ему для поцелуя тонкие длинные пальцы, унизанные бесчисленными перстнями.
С этой минуты все проблемы, связанные с экспедицией “Зефира” и “Ибекса”, стали решаться с невероятной быстротой. Вид сокровищ, добытых Дрейком, и явная симпатия королевы склонили компаньонов Соломона Уайта к принятию решения; Бельмон за один день добыл необходимые кредиты и бумаги из канцелярии Уайтхолла, а Шульц не встретил никаких трудностей в обеспечении кораблей нужными припасами. Оружие, аммуниция, инструменты, бочки с порохом, солонина и сушеный картофель, мука, сухари, крупы, всякая живность, и наконец бочки воды и вина заполнили трюмы. Мартен выбирал и закупал запасы канатов, парусов, красок и смолы, следил за работами по установке новых пушек и комплектовал команду.
Вместе с весенним теплом и солнцем в порт потянулись моряки. Большинство тех, что с полными карманами осенью покидали борт “Зефира”, теперь возвращались в лохмотьях и без гроша. Любой из них готов был подписать контракт на два года, даже не интересуясь, куда плыть. Но Мартен, имея из кого выбирать, нанимал только лучших, здоровых и сильных.
Через две недели после подписания специального контракта между личным казначеем её королевского величества, действовавшим от имени Елизаветы, и корсаром Яном Куна, прозванным Мартеном, оба корабля — “Зефир” и “Ибекс” — снялись с якоря и с первой волной отлива направились к устью Темзы.
ЧАСТЬ 2. ПРИСТАНЬ БЕГЛЕЦОВ
ГЛАВА VIII
Перси Славн стоял на полубаке, свесившись за борт на широком кожаном поясе, который держал молодой матрос, невесть почему прозванный Клопсом. Раз за разом, кряхтя от напряжения, бросал он вперед тяжелый лот, закрепленный на длинном лине, а когда железный шар с плеском падал в воду перед носом корабля, пристально вглядывался в марки, нанесенные белой и красной краской, выкрикивая отсчет глубины.
