Чарльз Кингсли - Вперед, на Запад!
— Я ничего не хочу, никакой помощи, я только прошу дать мне поговорить с сэром Ричардом, и я пойду своей дорогой.
Было что-то в голосе и манерах человека, что привлекло Эмиаса. И уже гораздо более ласково Эмиас спросил, куда он идет и откуда пришел.
— Из порта Падстоу, иду в город Кловелли повидать мою старую мать, если она еще жива.
— Ты из Кловелли? Почему ты раньше не сказал, что ты из Кловелли? — спросили все конюхи сразу. Для них человек с Запада был братом.
Старый слуга спросил:
— Так как же зовут твою мать?
— Сюзанна Иео.
— Что жила под мостом? — спросил конюх.
— Жила? — переспросил человек.
— Да, конечно. Этой зимой будет два года, как она умерла.
Человек простоял совершенно спокойно и неподвижно одну или две минуты, а затем тихо сказал самому себе по-испански:
— Все, что случается, — к лучшему.
— Вы говорите по-испански? — спросил Эмиас, все более и более заинтересованный.
— Мне это было необходимо. Я пробыл пять лет на Испанском море и только два дня тому назад ступил на этот берег. Если вы дадите мне возможность поговорить с сэром Ричардом, я расскажу ему такое, от чего у него в ушах зазвенит. Если нет, я могу уйти к мистеру Карри из Кловелли, если он еще жив, и там облегчить свою душу. Но я предпочел бы говорить с моряком, как я сам.
— И ты будешь с ним говорить, — заявил Эмиас. — Дворецкий, мы впустим этого человека. — И он ввел незнакомца в дом.
— Надеюсь, что он не из этих папистских убийц, — стараясь держаться на безопасном расстоянии, сказал старый слуга после того, как все вошли в зал.
— Папистских, старик? Этого ты не очень-то бойся. Смотри! — И, отбросив свои лохмотья, бродяга показал ужасный шрам, который шел вокруг кисти его руки и дальше вверх до самого плеча. — Я получил это на пытке, — спокойно сказал он, — в Лиме[59] у отцов инквизиторов.[60]
— Почему же ты, — с раскаянием воскликнул слуга, — не сказал нам этого раньше?
— Потому что я не собираюсь сделаться нищим и выставлять свой шрам напоказ.
— Ты славный малый, — сказал Эмиас, — иди вперед, прямо в комнату сэра Ричарда.
И они вошли в библиотеку, где сидел сэр Ричард.
— Эге, Элиас, разве вы уже укротили дикаря?
Но, прежде чем Эмиас успел ответить, человек внимательно посмотрел на него.
— Эмиас, — повторил он, — это ваше имя, сэр?
— Эмиас Лэй — мое имя, к твоим услугам, добрый малый.
— Из Бэрруфа, под Байдфордом?
— Вот так штука! Что ты знаешь обо мне?
— О, сэр, сэр! Молодые и счастливые головы быстро забывают, но старые и несчастные помнят долго. Помните ли вы, сэр, человека, который был вместе с мистером Оксенхэмом? Он подарил вам рог-игрушку с нарисованной на ней картой.
— Черт возьми! — закричал Эмиас, хватая его за руку. — Так это вы? Рог? Да он до сих пор у меня, я сохраню его до моей смерти. Но где же мистер Оксенхэм?
— Да, молодец, где мистер Оксенхэм? — спросил сэр Ричард, вставая. — Вы несколько поторопились, Эмиас, приветствовать своего старого знакомого, прежде чем услышали, может ли он дать честный отчет о себе и о своем капитане. Есть много разных способов, благодаря которым матросы возвращаются без своих капитанов.
— Сэр Ричард Гренвайль, если бы я был виновен в чем-либо перед своим капитаном, я не пришел бы сегодня к вам. Если вам будет угодно выслушать меня, вы все узнаете.
— Ты хорошо говоришь. Увидим. Но прежде всего, кто ты и откуда?
— Меня зовут Сальвейшин Иео, родился я в 1526 году на Кловелли-стрит, где мой отец занимался ремеслом цирюльника и был проповедником среди людей, называемых с тех пор анабаптистами.[61]
— Ну, ладно, начинай свой рассказ.
И Иео приступил к рассказу:
— Итак, как известно мистеру Лэю, я уехал с мистером Оксенхэмом в 1572 году в Номбре де-Диос. Что мы там делали и что мы там видели, я полагаю, ваша милость знает не хуже меня. И там состоялось, как вы, может быть, слышали, соглашение между мистером Оксенхэмом и мистером Дрэйком вместе плыть в южные моря.
Это происходило при мне. Вдали расстилался океан. Мистер Дрэйк спустился к воде, а когда мы с Оксенхэмом присоединились к нему, Дрэйк сказал: «Джон, я поклялся перед Богом, что совершу плавание по этим водам, если буду жив». И мистер Оксенхэм ответил: «Я с вами, Дрэйк, на жизнь и на смерть. Я полагаю, я там кое-кого уж знаю, так что мы будем не совсем среди чужих» — и расхохотался. Это путешествие, как вы знаете, не состоялось, потому что капитан Дрэйк отправился воевать в Ирландию. Тогда мистер Оксенхэм решил ехать один, и я, который любил его, как брата, помог ему набрать экипаж и поехал с ним в качестве канонира. Это было в 1575 году, как вы знаете.
У него был корабль в 140 тонн и семьдесят человек из Плимута, из Бови и из Дармута — многие из них бывшие спутники Дрэйка. И еще тринадцать человек я убедил присоединиться к нам в Байдфорде, не считая моего старого товарища Виллиама Пенберти из Мэрризана. А что, если мне зададут вопрос: «Сальвейшин Иео, где те четырнадцать, которых ты толкнул на смерть, воздействуя на их корыстолюбие и алчность к золоту?» По правде сказать, в этом грехе не я един повинен. С самого отплытия Оксенхэм все время громко шутил, что он всех осчастливит и привезет в такие райские места, откуда они не пожелают возвращаться. А я — не знаю почему — из каждой его хвастливой выдумки готов был сделать две, лишь бы поддержать мужество в наших людях. И я в самом деле убедил себя, что мы все найдем сокровища, и Оксенхэм, наверно, укажет нам, как покорить какой-нибудь золотой город или открыть какой-нибудь остров весь из драгоценных камней.
Наконец мы прибыли к берегам Новой Испании[62], близ старого места — Номбре де-Диос. Мистер Оксенхэм вышел на берег и вместе с командой своей лодки углубился в лес, чтобы разыскать негров, которые помогли нам три года тому назад. То были симаруны, господа, негритянские рабы, удравшие от своих испанских хозяев, воплощенных дьяволов. Через три дня капитан вернулся с очень хмурым лицом и сказал: «Наша проделка второй раз не удастся. Вряд ли нам удастся перехватить караван с золотом. Симаруны заявляют, что со времени нашего последнего визита[63] караваны не трогаются с места без достаточного количества солдат, по меньшей мере двухсот ружей. Поэтому, — добавил он, — мои храбрецы, нам предстоит либо вернуться с пустыми руками отсюда, с этого рынка сокровищ всей Индии, либо совершить такое дело, какого никогда еще никто не совершал, — оно мне больше всего нравится именно по этой причине». И когда мы спросили, о чем он говорит, он ответил: «Ну что же, если Дрэйк не поплывет в Южные моря, мы это сделаем». И когда все согласились, он показал мне и другим письмо и сказал: «Как оно прибыло — не ваше дело, но я хранил его за пазухой с тех пор, как покинул Плимут, и теперь я говорю вам то, чего не хотел говорить до сих пор: Южные моря были все время моей целью. Это письмо содержит вести о кораблях с драгоценными изделиями и золотом, которые должны в этом же месяце прибыть из Квито[64] и из Лимы. И все это вместе с жемчугами из Панамского залива и другими несказанными благами станет нашим».
