Януш Мейсснер - Зеленые ворота
И снова:
— Vive le roi!
— Vive le roi! — загремело теперь в толпе, которая очнулась от изумления и ужаса, чтобы тут же воспылать энтузиазмом.
Поднялся ураган аплодисментов и оваций, люди проталкивались вперед, размахивали платками и шляпами, кричали как безумные.
И вдруг умолкли. «Зефир» опять поставил паруса, в мгновенье ока перебрасопил реи и, описав ещё одну дугу, помчался прямо на конец помоста.
На этот раз Мартен сам стоял у руля. Опять казалось, что он пролетит вдоль мола и выскочит на берег, ибо идя вполветра принял несколько влево; и вновь в последнюю секунду выполнил наименее ожидаемый мастерский маневр, повернув под прямым углом, подобрав все паруса и спуская кливеры, так что корабль, развернутый против ветра и течения, потерял ход, медленно приблизился к самому краю пристани, остановился, прежде чем миновал её кормой, немного подался назад и замер, удерживаемый у помоста двумя чалками, петли которых с палубы набросили на крайние опоры мола.
Теперь восхищение мастерством капитана, маневренностью «Зефира»и умением его команды сменился овацией, которая приобрела все признаки массового сумасшествия. Люди, наблюдавшие за этой невероятной швартовкой корабля, идущего под всеми парусами, были по большей части мореходами — рыбаками и моряками. Никто из них не отважился бы подойти к берегу таким манером, даже на маленьком кутере. И теперь они орали что было сил, желая дать выход своему восторгу, пока не охрипли вовсе.
Король, довольный и взволнованный этим зрелищем, от которого захватывало дух, аплодировал стоя, а вместе с ним аплодировали все окружавшие его вельможи, не исключая даже адмирала де Клиссона.
Под звуки оваций и приветственные крики по трапу, переброшенному с палубы «Зефира», на помост сходил Ян Куна, прозванный Мартеном, ведя пред очи Генриха IV сеньорину Марию Франческу де Визелла. Шел медленно, с гордо поднятой головой, и каждый его шаг, и каждое движение атлетической фигуры знаменовало уверенность физической силы, уверенность в себе, свойственную неустрашимым людям, как определил д'Обиньи, который тут же воспылал горячей симпатией к этому сорвиголове.
Остановившись в десяти шагах перед креслом короля, оба склонились во вполне приличном придворном поклоне, что в свою очередь вызвало искреннее удивление мсье д'Арманьяка и доставило большое удовольствие Росни, который был главным автором и режиссером этого небывалого зрелища.
Король почувствовал себя растроганным, и причем до такой степени, что слезы засверкали на его глазах. Поскольку женщина, видимая сквозь слезы, всегда кажется ещё красивее, вид разрумянившейся сеньориты взволновал его ещё больше. Генрих привстал и подал ей руку, а когда она склонилась, чтобы её поцеловать, взял её за плечи и сам запечатлел почти отцовский поцелуй на её щечке.
Потом повернулся к Мартену, который стоял на шаг позади.
— Вы оказали нам и Франции немалые услуги, капитан Мартен, — торжественно произнес король. — Выказали большую расторопность, отвагу и талант командира, захватив испанский конвой в Бискайском заливе, а затем — солдатскую верность и рвение, спеша на помощь нашему флоту под Олероном. И наконец, невзирая на перевес врага, отбили наш флагманский корабль «Виктуар», уже захваченный испанцами. И сией героической атакой помогли победе, склонив весы фортуны в нашу сторону едва ли не в последнюю минуту, когда нам уже грозило поражение. Такой поступок, особенно совершенный в столь трудных и опасных обстоятельствах — тут он мельком покосился на Марию Франческу и едва заметно усмехнулся — в обстоятельствах, которые нам известны, не может остаться без подобающей награды.
— На колени, — шепнул Мартену мсье де Бетюн.
Ян покосился на него, немного удивленный, но выполнил совет, король же обнажил шпагу и, отступив на шаг, коснулся сверкающим клинком его плеча.
— С этой минуты, — сказал он, — мы принимаем тебя в число французского дворянства как Яна де Мартена, даруя это достоинство и титул тебе и твоим потомкам по наследству на все времена.
— Встань, — вновь шепнул де Бетюн.
Мартен встал и к своему безмерному удивлению оказался в объятиях короля, который расцеловал его в обе щеки.
— Благодари, — услышал он спасительный шепот де Бетюна, который приводил его в себя и управлял его движениями.
— Ваше величество! — выпалил он от всего сердца. — Чтоб первая пуля меня не миновала, если рассчитывал я на какую-то награду, а тем более на что-то подобное! Не знаю, как и благодарить Ваше королевское величество за этот почет, но если пожелаете, чтобы я в одиночку бросился на всю испанскую Армаду, можете быть уверены, что я это сделаю и — Господь мне свидетель — сделаю с истинным наслаждением!
Король ещё раз сжал его в объятиях, смеясь до слез.
— Пока я не желаю ничего подобного, — сказал он, несколько успокоившись. — Но если на палубе твоего корабля найдется пара бутылок сносного вина, пригласи нас туда, чтобы мы с приятелями могли выпить за здоровье твоей дамы сердца и за твое тоже.
На «Зефире» нашлись не только пара бутылок, но и пара бочонков вина, и притом наилучшего сорта, а предусмотрительный де Бетюн велел доставить на корабль закуски, печенье и десерт, приготовленные в кухне адмиральской галеры.
— Ваш помощник сумеет без риска провести корабль вверх по реке до самого Бордо? — спросил он затем Мартена.
— Сумеет ли! — рассмеялся Ян. — Если ваша милость прикажет, поплывет куда угодно, лишь бы под килем был хоть фут воды и дуновение ветра хоть чуть колыхало паутинку.
— Хорошо. Тогда пусть отчаливает — и в путь. Галера поплывет за нами.
Мартен поклонился.
— Им придется изрядно приналечь на весла, чтобы не потерять из виду кормы «Зефира».
Отдав команды, он вернулся к своим высоким гостям как раз вовремя, чтобы выпить за здоровье короля — тост, провозглашенный адмиралом де Клиссоном. Потом последовал длинный ряд других тостов, а мсье д'Обиньи в импровизированных строфах присвоил свежеиспеченному дворянину капитану «Зефира» почетное гражданство острова Олерон — как его губернатор.
Мария Франческа сверкала красотой и обаянием. Она была невыразимо счастлива, и если и желала чего-то еще, то разве только, чтобы её могли увидеть в этом окружении Сюзаннна де Фронту и её воспитанницы, да ещё баронесса де Трие, глуховатая мадам де Шико и графиня де Бланкфор, которые наверняка окончательно пожелтели бы от зависти. Король, рядом с которым она сидела, склонялся, чтобы шептать ей на ухо комплименты, придворные из его свиты расточали ей любезности, Росни восхищался её драгоценностями, а д'Обиньи возражал, что хотя те и великолепны, но все же уступают красотой и блеском её глазам и ослепительным зубкам. Выпив несколько бокалов вина, она чувствовала легкое приятное головокружение, однако была достаточно рассудительна, чтобы знать меру. Ее забавный французский, которым она пользовалась отважно и без малейшего смущения, развлекал и вместе с тем ещё больше умилял короля. Они оба покатывались от хохота, и Генрих чувствовал себя помолодевшим лет на двадцать.
