Теодор Мюгге - Пираты, каперы, корсары
— Полковник! — вспылил Карто. Он пытался еще что-то сказать, но Доппе схватил его за рукав и потянул прочь. Бонапарт мрачно смотрел им вслед.
— И все-таки будет так, как я хочу, — пробормотал он себе под нос и, обернувшись к Сюркуфу, продолжал: — Твой план хорош, гражданин, я благодарю тебя. Но откуда у тебя, матроса, такая прозорливость?
— У матроса? — рассмеялся арестант. — Вернее сказать, у моряка. Что ж, моряк должен разбираться в стратегии и тактике не хуже сухопутного офицера. Я рад, что имею возможность поговорить с тобой, гражданин полковник. Я твой арестант, и, наверное, ты меня накажешь за то, что я набил шишки нескольким вздорным парням. Я приму это наказание, но когда я его отбуду, мне хотелось бы снова встретиться с тобой, чтобы обратиться к тебе с просьбой.
— Говори сейчас.
— Сегодня — нет. Сперва я должен отбыть наказание.
Бонапарт слегка нахмурил брови.
— Ты говоришь очень категорично. В твоем возрасте ведут себя скромнее, особенно если имеют намерение начать достойную жизнь.
— Эх, гражданин, — рассмеялся моряк, — ты-то, выходит, начал ее прямо с полковников: ведь мы с тобой, похоже, почти ровесники.
Наполеон оставил реплику без внимания и продолжал дальше:
— Ты, разумеется, заслуживаешь наказания за то, что поднял руку на солдат Конвента. Однако за добрый совет, который ты нам подал, тебя следует простить. Ну, теперь-то ты уж, надо полагать, не замедлишь высказать свою просьбу, гражданин Сюркуф.
— Благодарю, гражданин полковник! Моя просьба очень кратка: дайте мне корабль!
Маленький корсиканец с удивлением посмотрел на моряка.
— Корабль? — с сомнением в голосе спросил он. — Для чего тебе корабль, и где я его возьму?
— Прочти сперва эти бумаги!
Он вытащил свой бумажник, достал из него несколько снабженных большими печатями документов и подал их Наполеону. Тот прочел их один за другим и с задумчивой миной протянул обратно.
— Отлично, — кивнул он моряку. — Не многие люди твоего возраста могут похвастать такими аттестациями. Ты умен и отважен; Конвенту нужны такие люди, и он, определенно, должен держать тебя на примете.
— Ха, Конвенту нет до меня никакого дела.
— Ты был в Париже?
— Да, я был там. Я был в Гавре, я был в Бресте, в Нанте, в Ла-Рошели, в Бордо и Марселе. Я был у всех морских властей, вплоть до министра, и везде слышал только одно: ты нам не подходишь.
— Значит, твои аттестации сомнительны.
— В них все верно, но люди, у которых я был, плавают в тумане, не желая раскрыть глаза. Я делал все, чтобы они прозрели; я рассказывал им о своих замыслах, всячески пытался приподнять завесу над будущим — они предпочли остаться слепыми.
Теперь смеялся Бонапарт. Смеялся, как великан, слушающий рассказ гнома о великих делах.
— И что же это за планы, которыми ты пытался их зажечь? — спросил он.
— Это соображения простого человека, не желающего обманываться иллюзиями. Республиканская форма нашего правления находится в противоречии с формами правления окружающих нас стран; наши интересы враждебны их чаяниям, и мирным путем компромисса здесь не достичь. Да и внутри самой республики имеются еще тысячи неукрощенных сил и влияний, обладающих огромными возможностями разрастания. Одна-единственная такая сила в состоянии в мгновение ока снести еще незаконченную постройку. Франции предстоят великие битвы, битвы с внешними врагами и битвы — с внутренними. Стране нужны сухопутные и морские силы, которые могли бы не только обеспечить надежную оборону, но и перейти в случае необходимости в наступление. У нас есть смелое войско и хорошие генералы, но вот чего мы не имеем, так это сильного флота. Моряков во Франции достаточно, но не хватает военных кораблей и морских офицеров, способных проучить наших воинственных врагов.
— И ты, разумеется, именно такой офицер? — прервал его Наполеон.
— Да, — без ложной скромности ответил Сюркуф. — Дайте мне корабль, и я докажу, на что способен.
— Ты говоришь очень заносчиво, и, я полагаю, те, к кому ты обращался, сочли твою самоуверенность бахвальством. Умеющий управлять лодкой далеко еще не гений морских баталий.
В голосе его звучало некое легкое пренебрежение. Сюркуф почувствовал это и заговорил резче, чем прежде:
— Гражданин полковник, ты говоришь со мной так, потому как видишь, что я слишком молод, чтобы заседать в совете старейшин. Плох человек, который мнит о себе больше, чем он есть. Но еще хуже тот, кто не знает, на что он способен. Если художник или врач может стать генералом, почему моряк не может вести корабль? Мы живем в такое время, когда все рушат, чтобы создать новое. Битвы, навстречу которым мы идем, потребуют молодых сил. Я чувствую в себе такую силу. Почему же мне отказывают?
— Потому что ты должен сперва заслужить то, чего домогаешься. Что ты совершил для государства? Возможно, ты и в самом деле хороший моряк, но морским властям ты не известен, а потому и не можешь ожидать, чтобы тебе доверили корабль, не познакомившись с тобой предварительно как следует.
— Гражданин Бонапарт, я француз и останусь им, хотя мне и передавали предложение англичан, обещавших исполнить мое желание. Но я всегда буду сражаться только за мое отечество, и никогда — против него, и если мне не дадут корабль, я сам добуду его!
— Это всего лишь бесплодные мечты! — снисходительно улыбнулся Наполеон.
— Робер Сюркуф не мечтатель, гражданин полковник! Ты — последний, на кого я возлагаю свои надежды. Дай мне хотя бы малое суденышко, я сделаю из него брандер, и ты увидишь, как я взорву вражеский флагманский корабль!
— Здесь, в тулонской гавани?
— Да!
— Ну вот, теперь-то я уж доподлинно убедился, что ты мечтатель. Иди, гражданин Сюркуф, мы не нуждаемся в твоей службе.
— Это твое последнее слово?
— Последнее.
— Ну что ж, видит бог, я хотел как лучше, а теперь могу действовать только на свой страх и риск. Скоро настанет время, когда Франции потребуется человек, способный взметнуть над морями наш победоносный флаг, но этого человека не будет. Тогда вспомнят о гражданине Сюркуфе и позовут его, но он не придет на этот зов.
— Бред переходит в лихорадку! Никогда тебя не позовут, никогда никто о тебе не вспомнит. И будь у меня даже здесь право решать, я не высказался бы в твою пользу. Франции нужны мужчины и ясные головы, а не мальчики и фантазеры. Сегодня с тобой еще говорят, а завтра — уже позабудут.
Сюркуф подошел к офицеру и тяжело опустил руку на его плечо.
— Гражданин Бонапарт, мне не хочется платить тебе той же монетой. Скажу откровенно, я считаю тебя человеком, которому предстоит великий путь. На этом пути тебе еще повстречается Робер Сюркуф, и тогда ты пожалеешь, что так быстро позабыл о нем.
