Говард Пайл - Пираты южных морей
И это было последним, что предстало перед взором нашего героя, ибо в следующий миг кто-то случайно или же намеренно — он так и не понял — с такой силой ударил Барнаби по голове, что перед глазами у него вспыхнуло сорок тысяч звездочек, после чего в голове у бедняги адски зашумело, и он провалился в небытие.
Вновь придя в чувство, Барнаби Тру обнаружил, что ему весьма умело и осторожно оказывают медицинскую помощь, омывая голову холодной водой и перевязывая ее с профессиональной сноровкой хирурга.
Сначала он даже не мог вспомнить, что произошло, пока не открыл глаза и не обнаружил, что находится в незнакомой каюте, великолепно обставленной и окрашенной в белый и золотой цвета. Ярко светил фонарь, а через иллюминатор пробивался свет зарождавшегося дня. Над ним склонились два человека: негр в полосатой рубашке, желтой косынке и с серебряными серьгами в ушах и белый в странной одежде иноземного покроя, с огромным отвисающими усами и при золотых серьгах.
Этот второй как раз и занимался раной Барнаби с такой осторожностью и сноровкой.
Это было первое, что наш герой ясно увидел после того, как пришел в сознание. Затем нахлынули воспоминания о событиях минувшей ночи, и голова юноши затрещала так, будто готова была разлететься на куски, и он снова закрыл глаза, прилагая величайшие усилия, чтобы громко не застонать. Однако он все же мысленно задался вопросом, что это за пираты такие, которые сначала изо всей силы бьют человека по голове, а потом проявляют о нем заботу, дабы вернуть к жизни, да еще устраивают со всяческими удобствами.
Он так и лежал с закрытыми глазами, собираясь с мыслями и дивясь про себя, пока ему не закончили должным образом накладывать повязку. Тогда он решился вновь открыть глаза и спросил, где находится.
Либо эти двое решили промолчать, либо же не знали английского, но ответа Барнаби так и не получил, за исключением жестов: белый, видя, что раненый пришел в чувство, три-четыре раза кивнул, улыбнулся, явив миру свои белоснежные зубы, а затем указал как будто бы в сторону салона. Негр же взял камзол нашего героя и так же жестами велел одеваться. Барнаби понял, что предстоит встреча с кем-то, в данный момент отсутствующим в каюте, поднялся, хотя это и стоило ему значительных усилий, и с помощью негра оделся, все еще испытывая сильное головокружение и слабость в ногах. Голова юноши буквально раскалывалась, а палуба перед ним раскачивалась, словно во время шторма.
Так, в полуобморочном состоянии, он прошел в соседнее помещение, и там действительно оказался изящный салон, также окрашенный в белый и золотой цвета, как и только что оставленная им каюта, великолепно отделанный, с полированным столом из красного дерева во всю длину да подвесной полкой со множеством бутылей и хрустальных бокалов.
За столом спиной к нашему герою сидел мужчина в грубом бушлате и красной косынке на шее. Вытянув ноги, он покуривал трубку с самым беззаботным видом.
При появлении Барнаби он обернулся, и, к величайшему удивлению нашего героя, перед ним в свете фонаря и лившегося через световой люк уже во всю занимавшегося рассвета предстал лик того самого человека, который той достопамятной ночью возглавлял загадочную экспедицию через Кингстонскую гавань к Рио-Кобра.
Секунду-другую он спокойно смотрел на Барнаби Тру, а затем вдруг расхохотался. И действительно, Барнаби, с этой своей повязкой на голове, вид, должно быть, имел весьма курьезный: настолько искренне юноша изумился, обнаружив, кем был пират, в чьи лапы он угодил.
— Ну, — начал тот, — раз уж ты наконец поднялся и особого вреда тебе не причинили, я спокоен. Как голова, мой юный друг?
Барнаби ничего не ответил, но, продолжая испытывать как изумление, так и головокружение, уселся за стол напротив говорившего, который тут же подвинул к нему бутыль с ромом, а с покачивавшейся наверху полки достал стакан.
Пират подождал, пока Барнаби наполнит его, а затем заговорил:
— Осмелюсь предположить, ты считаешь, что с тобой обошлись весьма дурно, хорошенько огрев прошлой ночью. Да уж, веселого в этом мало, и, признаться, я не имею ни малейшего понятия, кто долбанул тебя по голове. Что ж, приношу свои извинения за содеянное, но, можешь мне поверить, относительно тебя у нас были исключительно добрые намерения, и пока ты будешь оставаться с нами, сам неоднократно убедишься в правдивости моих слов.
Здесь он остановился, глотнул грога и продолжил:
— Помнишь ли ты нашу экспедицию в Кингстонской гавани и какое разочарование постигло всех нас той ночью?
— О да, — ответил Барнаби, — уж я-то этого не забуду.
— А помнишь ли ты, что я сказал этому негодяю, Джону Мальо, когда он проплывал мимо нас?
— Насчет этого не могу ничего утверждать, но если вы скажете, то наверняка вспомню.
— Что ж, я напомню. Я сказал, что негодяй снова утер нам нос, но в следующий раз наступит наш черед, даже если ему на подмогу выйдет из ада сам Уильям Бранд.
— Теперь я припоминаю что-то в этом роде, но по-прежнему не понимаю, куда вы клоните.
Собеседник некоторое время смотрел на него с хитрецой, склонив голову набок и прищурив глаза, затем, словно наконец удовлетворившись, разразился смехом.
— Глянь-ка сюда, — сказал он, — я тебе кое-что покажу. — И он отодвинулся в сторону, явив взору юноши пару чемоданов, или же небольших кофров, с медными заклепками — столь похожих на те, что сэр Джон Мальо принес на борт «Прекрасной Елены» в Ямайке, что у Барнаби не возникло и сомнений: это именно они и есть.
У нашего героя и без того имелись весьма сильные подозрения относительно их содержимого, и он еще более утвердился в них, когда увидел, как сэр Джон Мальо побледнел после его угрозы рассказать всем правду, да и злобное выражение лица баронета обещало юноше скорую гибель, осмелься он сие разгласить. Но, бог мой, чем оказались все эти подозрения и даже уверенность по сравнению с тем, что открылось глазам Барнаби Тру, когда его собеседник поднял крышки чемоданов, замки которых были уже взломаны, и откинул их одну за другой, явив тем самым изумленному взору молодого человека несметное сокровище золота и серебра! Большая его часть, впрочем, была упакована в кожаные мешочки, однако еще множество монет, больших и маленьких, желтых и белых, было беспорядочно разбросано, словно то были всего лишь какие-то бобы, наполняя чемоданы до самого верху.
От увиденного Барнаби лишился дара речи. Не знаю уж, дышал ли он или же нет, но, можете не сомневаться, юноша сидел да таращился на эти дивные сокровища, словно в трансе, пока наконец после нескольких секунд демонстрации богатства незнакомец не захлопнул крышки и не разразился хохотом, вследствие чего наш герой мигом пришел в себя.
