Юрий Давыдов - Капитаны ищут путь

Как поступил бы настоящий моряк? Помните: «Мы, моряки Англии…» Вот-вот, настоящий моряк, исправив повреждения, снова выбрал бы якоря. Ну хорошо, «Доротея» была неприглядна, как нищенка из «вороньего гнезда» [«Воронье гнездо» – лондонские трущобы]. Хорошо, согласен. Но «Трент»? «Трент» пострадал меньше. «Тренту» надо было продолжить плавание. Однако Бьюкен уперся всеми копытами: нет и нет! Он, видите ли, не имеет права оставить мой «Трент» в одиночестве без «Доротеи». Нет и нет, черт его раздери на мелкие кусочки… – Джон Франклин сокрушенно развел руками. Потом единым духом осушил стакан. Уильям-то понимал, что у него на сердце. Как не понять – сам хлебнул горюшка со своим начальником. Ох эти старшие капитаны! Экая постыдная нерешительность!

– Нет, вы только послушайте, Джон, как дело-то было. Полтора месяца, понимаете ли, всего несколько недель взял путь от устья Темзы до мыса Фарвель. А потом… Увы, Девисов пролив по горло был набит льдами. «Изабелла» и «Александр» долго пробавлялись в обществе китобоев. Славные ребята, они не теряли времени, занимаясь промыслом, а вот мы даром ели свой порцион.

Лишь в августе выбились на чистую воду. Разумеется, «ура», разумеется, «вперед на Запад!» и все такое прочее. В Баффиновом заливе далеко забежали в такие, представьте, широты и долготы, где уж лет двести, право, не развевались флаги.

Ну, закипела кровь! Горячие головушки обдумывали рапорты: вот, мол, отправим с Камчатки в Лондон. Обе команды исполнились рвения необыкновенного, все хорошо, исправно. Но… но – кому Бьюкен, а кому – Росс! Он, видите ли, заранее был убежден в ошибке славного Баффина. Он, изволите ли знать, заранее полагал, что здесь не прямой и не кривой путь, а фьорд! Ну а коли ты «убежден», то и «убедиться» невелик труд. И вот едва по курсу означилось что-то вроде береговой линии… Эдак смутно, не разберешь, чуть-чуть, а уж капитан Росс: «Лечь на обратный курс!» Каково? Что скажете, старина?

И, как давеча Франклин, Уильям сокрушенно развел руками. Потом вздохнул и усмехнулся:

– Недолгая у нас с вами разлука…

Франклин, хмурясь, снимал нагар со свечей.

– И что же?

Парри вопросительно поднял брови.

– Я говорю: что же теперь делать? – сказал Джон.

– А! – воскликнул Уильям. – Слушайте, слушайте. – И, бросив жевать табак, он быстро подошел к Франклину, положил руки ему на плечи и тихо, словно кого-то опасаясь, рассказал о своей нынешней беседе с Мелвиллем и Барроу.

Глава 4

Палуба, недавно пролопаченная, была влажной. Облака бросали летучие тени на Темзу. Но даже на влажной палубе, даже на реке слышен был запах весенней земли.

Франклин понимал, что на душе у его товарищей.

Доктор Ричардсон, хирург королевского флота, профиль упрямца, прядь светлых волос, прищуренные голубые глаза. Рядом с доктором – штурман, штурман Джордж Бек, с которым Джон плавал на «Тренте»; красивый малый Джордж – тонколицый, темноглазый, кудрявый… А мичман Роберт Худ? О, молодой человек тщится скрыть волнение, делает вид, что совершенно спокоен, хотя какое там спокойствие, когда ты надолго покидаешь родину. И последний, чуть в стороне, – матрос Хепберн. Плечистый, в густых бакенбардах, неловко опустил тяжелые руки, непривычные к праздности, и смотрит то на берег, то на бегущие тени облаков. Такие, как Хепберн, повенчаны с морем, они говорят: «Наша жизнь – на волнах, а дом наш – на дне океана». Послушай, Хепберн, послушай, тезка, на волнах будет жизнь у Уильяма, у друга моего капитана Парри… Кораблей «Гекла» и «Грайнер» не видать уж на Темзе: капитаны Лиддон и Парри две недели как в море. Дай бог им удачи, они уж скоро достигнут Баффинова залива. Да, так-то. А вот тебе, Джон Франклин, предстоит совсем, совсем иное…

Пятеро снимают шляпы. Пятеро прощаются с родиной. Ибо настал срок.

В Северную Америку идет «Принц Уэльский» с отрядом Джона Франклина. Но с первых дней крепкие ветры досаждают «Принцу»: долго-долго ковыляет он к болотистому берегу Гудзонова залива, к устью рек Хейс и Нельсон, и лишь в августе 1819 года видят путешественники строения Йорк-фактории.

На высокой бревенчатой башне плескался большой пурпурный флаг с литерами: «Н.В.С», означавшими: «Компания Гудзонова залива». Флаг возвещал, флаг свидетельствовал – отселе и далее владычествует торговая компания, повелительница над землями, лесами, реками, озерами, над пространством в шесть миллионов квадратных километров.

Из трюмов «Принца Уэльского» вынесли свинец и порох, ружья, сукно, спирт, ножи. В трюмы «Принца Уэльского» понесли бобровые шкуры. Агенты компании, забираясь в чащобы, выменивали пушнину у охотников-индейцев: нож – бобровая шкура, одеяло – восемь шкур, ружье – пятнадцать… Велик барыш у чиновников, но куш еще больше у главных акционеров, у тех, что в Лондоне.

Покамест разгружают, покамест нагружают «Принца Уэльского», Джон Франклин живет в Йорк-фактории. В дальних далях сокрыто будущее пятерых, и лейтенант, начальник отряда, беседует, советуется со здешними людьми.

Господи, что это за сорвиголовы! Их зовут акадцами; они потомки пионеров, переселенцев из Франции; в их жилах изрядная доля индейской крови, и они отлично говорят по-индейски. Они хлещут спирт и рассказывают такие истории, что волосы встают дыбом.

Не только акадцы – добытчики богатства Гудзоновой компании, – не только они шатаются в глухомани и ведут меновой торг с бронзолицыми охотниками. Есть и другие: «лесные бродяги», или «вояжеры», – парни из Шотландии, с Оркнейских островов. И у каждого из них своя жизненная повесть, и каждая из таких повестей страшна и жестока.

Да, черт возьми, эти скитальцы-торгаши отлично знают Канаду. Впрочем, не всю. Когда речь заходит о берегах Ледовитого океана, они отводят глаза, мычат и теряют интерес к беседе с лейтенантом королевского флота. У них, право, нет никакого желания околевать с голодухи и коченеть на тех берегах. И они, ей-богу, не могут взять в толк, что за нужда гонит на север пятерых англичан и всех, кто с ними…

В сентябре большая лодка отваливает от пристани. Путешественники плывут по реке Хейс к озеру Виннипег. Они плывут на юго-запад, чтобы потом взять курс на северо-запад. Они все-таки уломали нескольких проводников, посулив им немалый заработок.

Всплески весел глушили угрюмый рокот лесов, по когда ветер позволял ставить паруса и гребцы, распрямив спины, потирали натруженные ладони, были слышны и этот рокот, и отрывистый, как заклинание, крик пепельно-седых воронов.

В октябре под килем лодки текли мутные воды озера Виннипег. Слева простирался мшистый берег, справа, до горизонта, – белесая озерная гладь, иногда подернутая крупной рябью.

Потом была река Саскачеван. Спокойно текла она по лесной травянистой равнине; спокойно и плавно доставила она путешественников к фактории Кумберлендхауз.

Засушливое лето давно сменилось погожей осенью. Рядом с факторией раскинулись на зиму куполовидные, крытые шкурами обители индейцев-кинетиносов.

Приветливые они люди, и Франклин частый гость в их вигвамах. Не очень-то радуется лейтенант житью-бытью туземцев. Изо всех благ цивилизации белые немногим одарили краснокожих. Спирту хватало с лихвой, а вот о медикаментах тут и не слыхивали; эпидемии, стремительные, как верховой пожар в тайге, пожирали кинетиносов.

Здесь, в Кумберлендхаузе, отряд встретил 1820 год. Река уже стала. Снежные шапки отягощали сосны. К мглистому небу тянулся блеклый дым. Ночами длинно выли псы. Морозы держались в тридцать градусов.

Франклина звала дорога. Он купил собак, лыжи, сани. С ним отправлялись штурман Бек, матрос Хепберн, несколько проводников. Доктор Ричардсон и мичман Худ оставались до весны, чтобы обследовать бассейн реки Саскачеван.

Сказать по правде, не так уж и далеко было от Кумберлендхауза до форта Чипевайан [Нынешнее написание – Форт-Чипевайан]. Но лейтенант предпочел бы в десять раз больший путь морем. Воспитанник «петушьей ямы» чувствовал себя на суше не столь уверенно, как в океане. Все тут казалось иным. И звезды, светившие сквозь ветви в часы ночных привалов. И ветер, гудевший в вершинах не так, как в вантах. И чужим, враждебным чудился запах снега и хвои.

Тысяча девяносто километров одолели они за полтора месяца. И вот – форт Чипевайан. Не промах, однако, агенты Гудзоновой компании: форт доступен индейским каноэ и со стороны озера Атабаска, и по течению нескольких рек.

В теплых рубленых хижинах дождался Франклин весны. К хозяевам форта тянулись индейцы – «люди бересты» и «люди восходящего солнца», «люди, искусно владеющие луком» и «люди из племени зайцев». Смуглые, скуластые, с жесткими темными волосами, широкогрудые и сильные, они смиренно выпрашивали боеприпасы. Торгаши давали, записывали должников.