Ханна Мина - Судьба моряка
— А в старости?
— Животные красивее его. Сравни морду старой лошади и лицо престарелой женщины.
— Это ужасно! — воскликнула все та же женщина.
— Но факт…
— Похоже, ты сам влюблен в русалку. Почему же ты говоришь, что не видел ее?
Саид не ответил.
Машина спускалась в долину, расположенную между Даббусией и Тартусом. Солнце — золотой шар — катилось к горизонту, освещая землю мягким вечерним светом. Легкий ветерок встречал путников запахами моря. Саид думал о словах спутницы. «Может, я и в самом деле люблю русалку? Да, люблю, но не ту, у которой голова женщины и хвост рыбы, а настоящую женщину. И однажды она выйдет из моря, как это было в тот день. Море — вот моя возлюбленная. Голубое, безбрежное, от него и добро, и счастье, и благодать, оно подарило мне женщину, которую я люблю и буду любить всю жизнь».
Саид тяжело вздохнул: «Как я ее любил, как страдал от любви! Как тосковал, сколько лишений перенес. И все же не смог ее позабыть!»
Это произошло в одну из летних ночей. В одиночестве он лежал на берегу. Светила луна, мириады звезд в бездонном небе сияли, словно лампочки, пена прибоя покрывала темный мокрый песок причудливым узором, плеск волн звучал чарующей музыкой, тишина ночи пьянила, дурманила… Все вокруг дышало такой пленительной красотой, что хотелось, чтобы время остановилось, чтобы все живое вокруг замерло и ничто не нарушало прелести прекрасной и удивительной ночи.
Неожиданно из моря вышла женщина. Собственно, он не видел, откуда она появилась. Женщина словно выросла из прибрежного песка или, быть может, спустилась с неба. Он решил, что это дочь моря, ненадолго покинувшая родную стихию, чтобы погулять по берегу.
На ней было тончайшее белое одеяние. Обнаженные плечи, ноги точно из мрамора, величественный стан, горделиво откинутая головка, украшенная пышными локонами, — женщина была так прекрасна, что, казалось, даже легчайшее прикосновение к ней может разрушить эту совершенную гармонию.
Она шла, босые ступни оставляли на влажном песке маленькие следы. Ветер играл ее покрывалом, обнажая упругую, цвета слоновой кости грудь. Полы покрывала трепетали на ветру, словно одежды райской гурии.
Сгорая от нетерпения, Саид слегка приподнялся. Женщина с изумлением посмотрела на него. Их взгляды встретились, и он шагнул навстречу ей. Он двигался словно во сне, протягивая ей руку. Казалось, еще шаг, и он коснется ее, но вдруг она стала отступать назад, пока не скрылась в море. Море забурлило, вода вспенилась, в волнах мелькнуло светлое пятно. Потом волны утихли, скрылась луна, и он остался один на пустынном берегу, окутанном предрассветной дымкой.
* * *Машина мчалась вдоль берега. Девочка долго с любопытством разглядывала Саида, который словно погрузился в сон наяву, потом тронула его за плечо:
— Ты поймаешь мне красную рыбку?
— У меня нет удочки.
— А руками?
Он ласково потрепал ее кудрявую головку.
— Рыбу руками не ловят, малышка.
— Значит, ты не можешь поймать красную рыбку? — Девочка пригорюнилась и молчала всю дорогу, пока они не подъехали к морю.
Машины остановились, и Саид, как бывалый моряк, приготовился выполнять обязанности гида. Пассажиры вышли из машин.
Гарсон из ближайшего кафе помог им перенести багаж на берег, где Саид уже выбирал место для палаток.
Он хорошо знал свое дело. Железным прутиком очертил три квадрата для палаток своих спутников — свою он решил поставить поближе к воде, — затем принялся забивать палаточные колышки и устанавливать шесты. Мужчины помогли ему поставить палатки, затем, переодевшись, все спустились к морю, а Саид остался заканчивать работу.
Место было выбрано удачно, пологи палаток, заменявшие двери, оказались с подветренной стороны и не хлопали. Саид остался доволен собой и, продолжая возиться с колышками, подумал, что спутники должны оценить его сноровку. Он не только покоритель морей, он знает каждый камешек на этом берегу.
Саид снял рубашку и остался в одних брюках. Он снова ощущал себя моряком и был счастлив как ребенок. Вспоминал, как убирал паруса на швартующемся судне, приводил в порядок палубу, устранял неполадки, зажигал на мачте фонарь, лучи которого отражались в недвижной воде, как сходил на берег или стоял на вахте, когда подходил его черед. Но сейчас у него не было корабля — одни лишь палатки, словно суденышки, бросившие якорь на песке. Их свертывают и ставят, как паруса, но никогда не спускают на воду, и они не отчаливают от берега. Да и он уже не моряк. Это время миновало, он оставил свою профессию, и вместе с нею ушли настоящие радости. Порой ему кажется, что он все позабыл — или способен забыть… Но вернись он на море, возвратилась бы и любовь к морю, и он снова стал бы тем, кем был когда-то, — моряком.
Гарсон принес стол, стулья и поставил их перед палатками, разложил на столе посуду. Саид убрал вещи, зажег три фонаря, повесив их на шесты перед палатками, расставил бутылки с охлажденным пивом, слегка увязая босыми ногами в песке, он присел на корточки и закурил сигарету. Солнце клонилось к закату, ночь медленно опускала на землю черное покрывало.
Саид в эти мгновения был похож на садовника, сидящего на корточках перед своей лачугой и разглядывающего плоды своих трудов, или на феллаха, созерцающего землю, которую он вспахивал и засевал, одетую весенним зеленым покровом.
Возле палаток никого не было. Саид курил и думал. Он был доволен сделанной работой, как рыбак, закончивший все приготовления, перед тем как отправиться ранним утром на рыбную ловлю.
Расстилавшееся перед ним море было спокойным и приветливым, по его глади пробегали последние отблески солнечных лучей. Это его мир, его вселенная, его юность. В порту стояли суда, покачиваясь у причала, в полутьме вырисовывались их мачты, как качающиеся деревянные шпили. Некоторые шхуны не спускали парусов, у большинства же они были свернуты. Ветер играл парусами. Саид привык различать настроение ветра, угадывать его норов, особенно накануне выхода в море.
Вдалеке, у острова Арвад, виднелись корабли, шлюпки, моторные лодки, бегущие по морю, — их силуэты отчетливо вырисовывались на горизонте.
Искупавшись, спутники Саида вышли из моря. Они бегали наперегонки, подымая фонтаны брызг, и капли воды стекали по их порозовевшим телам. Люди спешили к Саиду, словно хотели рассказать ему об испытанном наслаждении. Некоторые из них ринулись к палаткам, чтобы умыться и переодеться до наступления полной темноты.
Солнце скрылось, купальщики разбежались, море опустело, и только ветер продолжал будоражить его, гоня волны к берегу. По ночам какой-то неведомый дух завладевает морем. Рождаясь из черной бездны, он спускается к гребням волн, размахивая невидимыми крыльями над своим водным царством, парит над его обитателями, над узниками кораллов и раковин, сердца которых поверяют звездам свои тайны и постепенно превращаются в белые жемчужины. Саид Хаззум знает о существовании этого духа, ощущает это всеми органами чувств, всеми своими клетками, которыми он дышит, как дышит морская трава, благоухающая в такие вечера, как этот.
