Густав Эмар - Золотая Кастилия (сборник)
Между тем трактирщик, несколько оправившись от волнения и удивления, сделал несколько шагов к незнакомцу и, поклонившись ниже, чем ему хотелось бы, и снимая бумажный колпак под влиянием горящего взгляда, который незнакомец устремил на него, пролепетал не совсем твердым голосом:
— Милостивый государь…
Но незнакомец бесцеремонно перебил его, спросив:
— Вы трактирщик?
— Да, — проворчал мэтр Пильвоа, удивляясь, что вынужден отвечать, когда собирался расспрашивать.
— Хорошо! — продолжал незнакомец. — Отыщите мою лошадь, которую я бросил где-то в вашем саду; велите поставить ее в конюшню и вымыть уксусом с водой. Боюсь, что у нее содрана кожа.
Эти слова были произнесены так небрежно, что трактирщик от удивления не нашелся что сказать.
— Ну! — продолжал незнакомец через минуту, слегка нахмурив брови. — Что же ты стоишь, дурак, вместо того чтобы исполнить мои приказания?
Мэтр Пильвоа, с которого совершенно слетела вся спесь, повернулся и вышел, пошатываясь, как пьяный. Незнакомец проводил его насмешливым взглядом и, обернувшись к слугам, шептавшимся между собой и смотревшим на него украдкой, велел:
— Поставьте для меня стол около огня и подавайте ужин. Да поскорее, черт подери, я падаю с голода!
Слуги, в душе радуясь сыграть шутку со своим хозяином, не заставили повторять приказания дважды; в одно мгновение стол был перенесен, столовые приборы разложены, и трактирщик, возвратившись, нашел путешественника расправляющимся с великолепной куропаткой. Лицо Пильвоа приняло все оттенки радуги: сначала побледнело, потом покраснело, так что следовало опасаться апоплексического удара.
— Уж это чересчур! — закричал он, с гневом топнув ногой.
— Что это с вами? — спросил незнакомец, поднимая голову и вытирая усы.
— Действительно, что со мной? — проворчал трактирщик.
— Да, кстати, как там моя лошадь? Она в конюшне?
— Ваша лошадь, ваша лошадь, — бормотал Пильвоа, — до вашей ли теперь лошади!
— Да что же такое, позвольте спросить! — воскликнул незнакомец, налив себе вина и разом выпив рюмку. — Гм! Это юрансонское! — прибавил он, поставив рюмку на стол с довольным видом. — Я его узнал!
Такие равнодушие и бесцеремонность довели ярость трактирщика до крайней степени и заставили его забыть всякую осторожность.
— Какая дерзость, — вскричал он, хватая бутылку, — ворваться в дом честных людей без позволения хозяев! Убирайтесь-ка отсюда поскорее, если не хотите, чтобы вам пришлось худо. Ищите себе другого приюта, а я не могу и не хочу давать вам ночлег.
Незнакомец выслушал трактирщика без малейшего волнения, и когда мэтр Пильвоа наконец замолчал, он откинулся на спинку стула и посмотрел прямо в лиц трактирщику.
— Теперь выслушайте меня, — сказал он, — и запечатлейте мои слова хорошенько в вашей дурацкой башке. Ведь этот дом — гостиница, не так ли? Стало быть, он должен быть открыт для каждого путешественника, который за деньги ищет приюта и пищи. Я знаю, что вы присвоили себе право принимать людей по выбору. Я же не разделяю этого мнения и останусь здесь столько времени, сколько захочу. Я не запрещаю вам содрать с меня лишнее, эта ваше право трактирщика, я ничего не скажу против, но если мне не будут служить вежливо и проворно, если вы не дадите мне приличной комнаты, в которой я мог бы ночевать — словом, если вы не выполните относительно меня все обязанности гостеприимства, я обещаю вам сорвать вашу вывеску, а вас повесить на ее место. Теперь вы поняли, хозяин? — прибавил незнакомец, так крепко сжав трактирщику руку, что бедный мэтр Пильвоа вскрикнул от боли, и оттолкнув его к самой стене кухни, так что тот едва удержался на ногах. — Служите мне и не спорьте.
Не интересуясь более трактирщиком, путешественник спокойно продолжал свой прерванный ужин.
Трактирщик чувствовал себя побежденным и не пытался продолжить борьбу, ставшую для него невозможной. Пристыженный и униженный, он старался угодить странному посетителю, столь бесцеремонно ворвавшемуся к нему в дом.
Путешественник не употребил своей победы во зло; довольный результатом, которого он добился, он этим не воспользовался. Так что мало-помалу и хозяин, и посетитель скоро оказались в самых лучших отношениях и к концу ужина даже лучшими друзьями.
Они стали разговаривать сначала о дожде и о хорошей погоде, о дороговизне съестных припасов, о болезни короля и кардинала, потом мэтр Пильвоа налил большой стакан вина своему непрошеному гостю и, вооружившись мужеством, сказал, покачав головой:
— Знаете ли, вы меня ужасно стесняете.
— Вы что, опять принимаетесь за старую историю? — откликнулся незнакомец, выпивая стакан и пожимая плечами. — Я полагал, что этот вопрос давно решен.
— Умоляю вас, не горячитесь, — боязливо сказал трактирщик, — я не имею ни малейшего намерения вас оскорблять.
— Так объясните же откровенно, почему я так стесняю вас?
Трактирщик видел, что делать нечего, страх придал ему мужество.
— Поверьте, — сказал он смиренно, — я слишком хорошо знаю свет, чтобы осмелиться быть невежливым с таким дворянином, как вы…
— Оставим это, — с улыбкой перебил незнакомец.
— Но моя гостиница нанята уже неделю назад целым обществом дворян; они должны приехать через час, а может быть, и через полчаса. Эти дворяне желают быть одни в гостинице, они взяли с меня клятву не принимать никаких других путешественников и заплатили мне за это.
— Вот и прекрасно, — сказал незнакомец с равнодушным видом.
— Прекрасно?! — вскричал трактирщик.
— Что же мне еще сказать? Вы строго исполнили свое обязательство, и никто не может упрекнуть вас ни в чем.
— Как же это?
— Разве только у вас здесь спрятался кто-нибудь, — с невозмутимым хладнокровием отвечал незнакомец, — что, признаюсь, было бы нечестно с вашей стороны.
— Здесь никого нет.
— Ну так что же?
— А вы? — боязливо произнес трактирщик.
— О! Я — это другое дело, — смеясь, сказал незнакомец. — Вы меня не приняли; напротив, я насильно ворвался к вам. Ну, когда эти дворяне к вам явятся, вам остается только одно.
— Что?
— Рассказать в точности, что произошло между нами. Или я очень ошибаюсь, или это откровенное объяснение удовлетворит их, а если нет…
— А если нет, что я буду делать?
— Пришлите их ко мне, и я берусь их уговорить; дворяне хорошего происхождения всегда понимают друг друга.
— Однако…
— Ни слова больше об этом… Да вот, кажется, и они, — прибавил незнакомец, прислушиваясь и вновь небрежно откидываясь на спинку стула.
На затвердевшем снегу послышался топот лошадей, затем в дверь постучали.
