Джеймс Купер - Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Катай
Луис де Бобадилья давно уже был общепризнанным поклонником и верным рыцарем Мерседес де Вальверде, однако, несмотря на знатность, богатство, связи и привлекательность, что-то мешало его полному успеху. Казалось бы, все благоприятствовало такому браку, и все же донья Беатриса никак не могла преодолеть свои предубеждения. Необычайно строгая к себе, воспитанная своей царственной госпожой в духе непреклонной справедливости, слишком гордая, чтобы решиться на какой-либо неблаговидный поступок, маркиза де Мойя колебалась уже потому, что этот брак давал ее племяннику слишком большие преимущества.
Кастильская строгость и сдержанность были мало свойственны дону Луису, к тому же его естественную живость многие принимали за суетливость и легкомыслие. Его мать происходила из очень знатного французского рода, поэтому гордые кастильцы полагали, что дон Луис унаследовал от нее склонность к некой фривольности, которая считалась врожденным недостатком всей французской нации. Может быть, именно сознание, что на родине к нему относятся несправедливо, и заставило юношу пуститься в странствия по чужим землям. По возвращении, подобно всем наблюдательным путешественникам, он еще яснее видел недостатки своей страны и общества, еще острее ощущал отчужденность от всех тех, кто бы мог стать его ближайшими друзьями, и опять отправлялся в дальние страны. Лишь рано вспыхнувшая и всевозраставшая любовь к Мерседес каждый раз заставляла его возвращаться в Кастилию. Так и теперь: он вернулся только ради нее и, к счастью для себя, успел принять участие в осаде Гранады.
Несмотря на эту особенность своего беспокойного нрава, которая в такой стране, как Испания, считалась, по меньшей мере, странностью, Луис де Бобадилья оставался рыцарем, достойным своего рода и имени. Подвиги на поле боя и на турнирах принесли ему заслуженную славу, которую не могли поколебать разговоры обо всех его так называемых недостатках. Впрочем, его считали скорее юношей дерзким и даже опасным, чем порочным или сбившимся с пути. За воинские доблести, особенно в те времена, прощали многое, дон Луис прославился на всю Испанию, когда выбил из седла самого Алонсо де Охеду, опытнейшего турнирного бойца. Такому человеку нельзя было указать на дверь но это не мешало относиться к нему с недоверием. Однако поведение тетки Луиса в равной степени определялось особенностями не только его, но и ее собственного характера.
Донья Беатриса прекрасно понимала и глубоко ценила истинные достоинства своего племянника, ускользавшие от поверхностных наблюдателей, и все-таки не решалась выдать за него богатую невесту, доверенную ее заботам. Родство между Луисом и Мерседес было слишком близким, и многие отнеслись бы к их браку с неодобрением. Кроме того, она боялась своего пристрастного отношения к Луису. А что, если он на самом деле окажется тем ветрогоном, каким его считают строгие кастильцы? Ведь тогда счастье ее воспитанницы будет принесено в жертву недостойному человеку! Такого рода сомнения заставляли донью Беатрису довольно холодно смотреть на ухаживания своего племянника за Мерседес, хотя втайне она желала этого брака. Она не могла совершенно прекратить их встречи без достаточно веских на то оснований, однако не раз выражала Мерседес свое недовольство и старалась никогда не оставлять столь привлекательного поклонника наедине со своей воспитанницей, хотя делать это было довольно трудно, потому что он частенько гостил в их доме.
Что же до чувств Мерседес, то о них никто не знал, кроме нее самой. Она была хороша собой, из знатной семьи, и ее ожидало богатое наследство. Ей не раз приходилось слышать о мнимых недостатках дона Луиса от тех, кто завидовал его удачам и красоте: ведь в XV веке, так же как и сегодня, пороки часто скрывались за приятной внешностью! При таких обстоятельствах лишь немногие девушки решились бы открыто выказать свои чувства, пока еще не сделан окончательный выбор и не принято решение связать с любимым свою судьбу наперекор всему свету. Пылкая восторженность, столь свойственная юной кастильской красавице, умерялась природной осмотрительностью, которая удерживала ее от поспешных решений. Этому способствовали и всякие условности, обычно связывавшие девушек ее положения. Поэтому даже сам дон Луис, следивший за каждым ее взглядом и жестом с нетерпением и проницательностью влюбленного, так и не знал, сумел он тронуть ее сердце или нет. Но сейчас благодаря непредвиденному стечению обстоятельств, от которых часто зависят судьбы людей влюбленных и не влюбленных, все эти сомнения должны были разрешиться самым внезапным и непредвиденным образом.
Победа испанского оружия, новизна обстановки, события всего этого шумного дня взволновали Мерседес, и ее чувства, обычно глубоко скрытые и подавляемые девичьей застенчивостью, сегодня рвались наружу. Она, чья улыбка всегда была приятна, глаза всегда ясны, а лицо вспыхивало от малейшего душевного волнения, в тот вечер улыбалась особенно радостно, глаза ее сверкали еще ярче и румянец на щеках полыхал еще горячей.
Когда донья Беатриса вышла из комнаты, оставив молодых людей наедине впервые после возвращения Луиса из последнего путешествия, Мерседес опустилась на роскошный диван, где лишь накануне возлежала одна из принцесс рода Абдаллахов, а юноша поспешил устроиться на низеньком табурете у ног своей возлюбленной.
— Я всегда чтил нашу королеву, — быстро заговорил Луис, — но сейчас моя признательность и уважение к ней многократно возросли! Жаль только, что она послала за моей любимой тетушкой всего один раз, — три было бы втрое лучше! И дай бог, чтобы ее присутствие было столь необходимо нашей повелительнице, чтобы без нее она не могла решить ни одного государственного вопроса и вообще держала ее при себе как можно дольше! Тогда бы я воспользовался счастливым случаем и наконец высказал вам мои чувства, донья Мерседес!
— Луис де Бобадилья, я слышала, что чувства глубже всего вовсе не у всех, кто больше всех и громче всех о них говорит.
— Но и у таких людей есть чувства! Мерседес, как можете вы сомневаться в моей любви? Она росла вместе со мной, зрела вместе с моим разумом и теперь настолько с ним неразрывна, что, о чем бы я ни думал, передо мной возникает ваш образ. Я вижу вас во всем, что есть на земле прекрасного! В пении птиц я слышу ваш голос и звуки вашей лютни, а теплый ветер с благоуханных островов кажется мне вашим дыханием.
— Вы чересчур долго вкушали легкомыслие французского двора, дон Луис, и, видно, успели забыть, что у кастильских девушек простые и искренние сердца — им ни к чему нежные серенады!
Будь наш герой постарше или поопытнее в обращении с женщинами, он бы только обрадовался такому ответу, а в особенности тому, каким тоном он был высказан. Но Луис этого не понял.
