Густав Эмар - Золотая Кастилия (сборник)
Питриан стал прокладывать себе дорогу в толпе, с циничным равнодушием рассматривая пленников, иногда останавливаясь, чтобы вытолкнуть кого-то из рядов, после чего опять принимался за осмотр, насвистывая и посмеиваясь с лукавым видом.
Через десять минут он отобрал таким образом человек пятнадцать и привел их, дрожащих, к Монбару, заставив стать в одну линию.
— Хорошо, мой милый, этого довольно, — сказал Монбар. — Послушай-ка.
Питриан подошел.
— Приготовься, — сказал Монбар, сделав ему знак.
— Ага! — сказал Питриан. — Кажется, мы сейчас посмеемся.
— Как сумасшедшие; кроме того, это тебя касается.
— Отлично, положитесь на меня.
Пленные не знали, зачем их отделили от товарищей и чего от их потребуют, но тайное предчувствие подсказывало, что им угрожает ужасная опасность, и несчастные дрожали, как листья во время бури.
Монбар сделал шаг вперед и холодно обратился к пленным:
— Поговорим немножко, senores caballeros. Все вы — люди в городе известные, зачем же вы забились в норы, подобно кроликам и лисицам, вместо того чтобы продолжать спокойно жить в своих домах, что было бы гораздо приятнее и полезнее для всех? Сумасшедшие, неужели вы думаете, что мы не узнаем, куда скрылись ваши товарищи и где они спрятали свои сокровища?
Пленные с ужасом переглянулись; наконец один из них решился заговорить от имени всех.
— Наши сокровища, — сказал он, — в ваших руках, вы их захватили.
— Вы лжете, сеньор, но я знаю способ заставить вас говорить… Питриан, дружище, принимайся за дело.
Питриан подошел, держа в руке веревку толщиной с мизинец. Обернув ее пару раз вокруг головы пленника, который вел переговоры, он сделал петлю и посмотрел на
Монбара.
— Я требую ответа на два вопроса, — произнес тот. — Где ваши товарищи? Где золото?
— Не знаю, — сухо ответил пленный.
— Начинай, Питриан.
Питриан вынул из-за пояса пистолет, обернул дуло веревкой и начал вращать пистолет. Веревка натянулась до того, что буквально впилась в голову несчастного.
Боль, которую чувствовал пленный, была ужасна. Глаза его как будто хотели выскочить из орбит, лицо посинело, кровавая пена показалась на губах. Он страшно вскрикнул.
— Отвечайте, — холодно приказал Монбар. Пленный сделал страшное усилие, глаза его налились кровью, нервная дрожь пробежала по всему телу.
— Я не знаю, — прошептал он глухим голосом. — Господи Боже мой! Сжалься надо мной!
— Жми, Питриан, — сказал Монбар, пожимая плечами.
— Что за смысл давать мучить себя подобным образом? — философски произнес Питриан, вновь принимаясь вертеть своим пистолетом.
— Я не знаю! Убейте меня, злодеи! — взревел пленный, лицо которого обагрилось кровью.
Как ни велика была твердость пленника, боль была столь сильна, что он признал себя побежденным. Монбар сделал знак, Питриан развязал веревку.
— Вот дурак-то, дать так себя отделать! — прошептал он.
Веревка настолько глубоко врезалась в голову, что Питриан был вынужден вытащить ее рукой. На пленнике от боли лица не было.
— Ну что же, говорите теперь, если вы наконец стали рассудительны, — сказал Монбар с насмешкой.
— Что вы хотите знать? — прошептал пленник, почти без чувств падая на плиты.
Но достойный Питриан спрыснул его водой, говоря:
— Бедняга! Ему трудно! Экая баба!
Оживленный этим своеобразным лекарством, пленник приподнялся на коленях.
— Куда девались губернатор и его питомица? — спросил Монбар бесстрастно.
— Они в Гибралтаре.
— Вы это знаете наверняка?
— Да.
— А жители?
— Большая часть в лесу с гарнизонными солдатами… Попробуйте догнать их: они заставят вас дорого поплатиться за ваше гнусное нападение…
— Итак, они решили сопротивляться?
— Они будут сражаться до последней капли крови.
— Тем лучше. Если эти люди хотят драться, это значит, что у них есть что защищать, — сказал Монбар, потирая руки. — Где они спрятали свои сокровища?
— В Гибралтаре, в Мериде и в лесу.
— Ну и прекрасно! Вот, по крайней мере, положительные сведения. Прощайте!
— Будьте вы прокляты! — воскликнул пленник и рухнул на землю.
— Что с ним, с бедняжкой, делать? — насмешливо спросил Питриан.
— Ба-а! — ответил Монбар, пожимая плечами. — Что ты хочешь? Он больше ни на что не годится.
Он повернулся спиной к несчастному и вышел из церкви в сопровождении Филиппа.
— Теперь ты знаешь то, что хотел? — спросил Монбар молодого человека.
— Почти, — ответил тот.
— Чего же еще ты хочешь?
— Хочу спросить вас, кто вам сказал, что я люблю донью Хуану.
— Ты сущее дитя, — сказал Монбар, улыбаясь, — разве трудно было догадаться?
Дойдя до площади, они услышали пистолетный выстрел и быстро обернулись. Это Питриан прострелил голову пленнику, чтобы избавить его от нестерпимых мук. Как видно, у Питриана было нежное сердце, исполненное сострадания к ближнему.
XXII
Гибралтар
Выйдя из церкви, Монбар отпустил сопровождавших его флибустьеров и, взяв под руку молодого человека, направился к своему дому. Оба Береговых брата шли молча, не обмениваясь ни единым словом; каждый размышлял про себя. Вдруг Монбар остановился и, взглянув прямо в лицо своему спутнику, спросил:
— О чем вы думаете, Филипп?
— Я? — ответил молодой человек, поднимая голову. — Я думаю, что Гибралтар просто-таки набит богатством.
Монбар расхохотался.
— Вы этого совсем не думаете, друг мой, — сказал он.
— Я?! — вскричал Филипп.
— Конечно! Хотите, я вам скажу, о чем или, лучше сказать, о ком вы думаете?
— О! Вот уж об этом я с вами поспорю.
— Посмотрим, — насмешливо ответил Монбар. — Вот буквально о чем вы думаете.
— Буквально! Это уж слишком.
— Нет. Вы говорите себе, идя рядом со мной и держа меня под руку: «Какой странный этот Монбар, честное слово. Он теряет время в Маракайбо, из которого жители все вывезли, между тем как прямо напротив него, по другую сторону озера, находится Гибралтар, город тем более богатый, что жители Маракайбо перевезли туда все свои драгоценности. Ему стоит только, так сказать, протянуть руку, чтобы захватить все это, а он этого не делает. Я не говорю уже о том, что, пользуясь этой экспедицией, я могу похитить женщину, которую люблю, сокровище гораздо более драгоценное для меня, чем все бочки с золотом, находящиеся в Гибралтаре. Почему же он теряет время вместо того, чтобы действовать против врагов, заранее побежденных и деморализованных нашими успехами?» Что, брат, угадал я вашу мысль?
