Луи Жаколио - Берег черного дерева и слоновой кости. Корсар Ингольф. Грабители морей
Если же августейший властелин, протрезвляясь, не видел пред собою своих жен, он приходил в такую ярость, что, не щадя сил, начинал колотить царедворцев направо и налево, и это благодетельное упражнение содействовало мало-помалу успокоению его духа.
Он переносил свои границы по очереди от берегов Кванзы до истоков Кванго и силою заставлял прибрежные племена озера Куффуа платить ему дань. Он часто сражался с соседями, имея под своей властью тридцать тысяч воинов, и, конечно, ему недоставало только искусного биографа, чтобы получить право на уважение и почести потомства, которое во все времена спешит воздвигать жертвенники и монументы своим старым тиранам. Около Гобби всегда стояли два дудо, или колдуна-альбиноса, обязанных советоваться с небесными светилами и внутренностями людей, принесенных в жертву идолам, без чего великий властелин негров и шага не делал.
По указанию путешественников, это племя выродков-альбиносов встречается довольно часто на берегах Конго. Негры оказывают им особый почет, доходящий до такой степени, что они имеют право забирать даром на рынке и в хижинах все, что им заблагорассудится.
Эти два дудо исполняли также обязанности докторов при короле Гобби.
Когда его величество прибыл на место, избранное им для заседания, ганги и дудо стали нашептывать заклятия земле, удостоенной чести поддерживать властелина, обрядовые заклятия, чтобы злые духи не проскользнули под траву с умыслом повредить ему; для изгнания их произносились волшебные наговоры. Этот обряд имел тем большее значение, что великий Гобби, не ведая употребления некоторых частей одежды, одевался так, что значительная часть его священной особы оставалась беззащитной при нападениях неприятелей, которые умели превращаться в муравьев, скорпионов и жуков.
Тщательно очистив бугорок, указанный пальцем милостивого властелина, великий жрец, глава всех гангов, три раза плюнул на это место, чтобы показать все свое презрение к нечестивым врагам, имевшим малодушие спрятаться там; потом он разостлал крокодиловую шкуру, которая при одном прикосновении Марамбы стала неуязвимою, и тогда только Гобби, великолепный Гобби, мог, наконец, сесть.
По случаю такого важного события он облекся в самый роскошный костюм. Ноги его выглядывали в натуральном состоянии из великолепного мундира английского адмирала, а на голове вместо короны возвышался высокий белый, довольно элегантный цилиндр. Парадный костюм довершался палкою тамбур-мажора.
Принцы и принцессы крови, царедворцы — словом, весь двор разместился вокруг короля по правилам строжайшего этикета. Тогда вышел на палубу Ле-Ноэль со своим штабом и приказал сделать двадцать один выстрел из ружей в честь своего друга Гобби; затем он сошел на берег с бутылкой тафии в руке для ознаменования начала торговых переговоров.
— Сколько привел невольников? — спросил капитан у старого продавца «черного дерева».
— Двести двадцать женщин, четыреста пятьдесят мужчин и шестьдесят детей.
— Какова твоя цена?
— Сто тридцать панно.
— Слушай, Гобби, — сказал Ле-Ноэль, грозно нахмурив брови, — мне некогда терять время с тобою, надо, чтобы все это было погружено на корабль до захода солнца и чтобы завтра к вечеру «Оса» успела воспользоваться попутным ветром и уйти в открытое море. Нам некогда с тобою торговаться. Бери настоящую дену, если хочешь иметь с нами дело, а иначе я сейчас же прикажу сняться с якоря и отправлюсь на мыс Фрио, к королю Овампо.
— Ну-ну, ты заплатишь мне настоящую цену, — отвечал Гобби, испуганный мыслью, что товар останется у него на руках. — Итак, решено: девяносто пять панно.
— Нет, девяносто ровно.
— Ведь мы ходили двадцать пять дней, прежде чем добрались до берегов Кванго.
— Ни одного панно не дам больше, слишком мало детей.
— Согласен на девяносто панно, — отвечал властелин Кассанцы, Кванго, Куффуа и других стран, — но ты должен дать в придачу сто ящиков рома для моих жен, вельмож и воинов и еще двадцать пять ящиков для гангов великого Марамбы.
— Согласен, но с тем, что это будет твое последнее требование.
— Дело кончено, можешь наливать алугу.
Капитан Ле-Ноэль откупорил бутылку, выпил из нее глоток и передал ее Гобби: такою церемонией оканчивался всякий торг. Получив этот драгоценный нектар, достойный властелин, потирая ладонью под ложечкой, три раза благоговейно поднес бутылку к губам и начал пить с нежностью, стараясь долго полоскать себе рот этим небесным напитком, прежде чем спустить его в желудок. Выпив до дна, он бросил пустую бутылку наземь, и тогда началась меновая торговля.
Несчастные невольники выводились в цепях на берег, в то время как матросы выносили товар с корабля. Каждый человек был продан за девяносто панно, считая в том числе ром, ружья, бумажные ткани и другие вещи. Шилиас осматривал невольника, а агент Ронтонака и Тука разделяли товар на доли. Как только товар и уплата за него были приняты с рук на руки, король Гобби снимал с невольника оковы.
Тогда два матроса уводили невольника на корабль и надевали на него ручные и ножные кандалы, а для пущей безопасности он прикреплялся к железному кольцу, вделанному в стену трюма.
К вечеру погружено было около трехсот негров.
«Ну, — думал Ле-Ноэль, потирая руки, — завтра вечером мы будем далеко отсюда».
Отдав приказание продолжать погрузку и ночью, он хотел уже уйти в свою каюту, чтобы отдохнуть, когда к нему подошел Девис и с тревожным видом прошептал:
— Капитан, два туземца, прибывшие с приморья, уверяют, что видели в двух милях от прохода в Рио-дас-Мортес корабль втрое больше нашего и что он там стал на якорь.
— Что же вы думаете об этом, Девис? — спросил Ле-Ноэль, бледнея.
— Боюсь, что это английский фрегат отыскивает. «Доблестного». В таком случае…
— В таком случае нас захватят в самой берлоге, — докончил капитан, скрипя зубами. — Эти негры имели сообщение с людьми Гобби?
Нет, потому что они потребовали с меня две бутылки тафии за сообщение этой тайны и, по-видимому, вполне понимают все ее значение.
— Арестуйте их, прежде чем они успеют переговорить с родичами.
— Они уже находятся под присмотром двух матросов, которым я поручил опоить их.
— Хорошо… до завтра надо их поберечь, Если тревожное известие лживо, что очень вероятно, то, значит, эти мошенники просто захотели попьянствовать за наш счет, но если это справедливо, то не следует допускать их к другим неграм.
— Я тотчас сообразил всю опасность, потому и распорядился сам, прежде чем вам доложить.
