Луи Нуар - Золотой корсар
– Вот! – воскликнула она радостно. – Вот оно, истинное наслаждение!
– Холст и палитра! – вскричал не менее ее очарованный Паоло. – Я создам из всего этого настоящий шедевр! Ведь я художник, дорогая, и художник довольно-таки приличный. Я изображу тебя обнаженной в виде морской Венеры, посреди этой подводной крипты, и назову свою картину «Владычица морей».
Под черными волосами, каскадами спадавшими на белые плечи, она была невероятно красива.
– Знаешь, – проговорил он, – у твоих ног – для контраста – я нарисую отвратительных морских чудовищ, голову твою украшу водорослями, и у тебя будут все атрибуты королевы, командующей морями и бурями. Это будет чудесно!
И с лампой в руке он оглядел ее.
Восхищение художника!
Эти безупречные линии, о которых он даже не догадывался – пусть и обладал ею несколько часов тому назад, – эти приятные формы, целомудренные и в то же время сладострастные, ввергли его в молчаливое созерцание; то был уже не мужчина, любящий женщину, а поэт, влюбленный в тип, в котором реализовался идеал совершенства.
Опустившись на одно колено, он склонился над ее рукой и с почтительной горячностью припал к ней губами.
Так бы поступил обожатель античной Венеры.
Но она, сперва изумленная, заставила его подняться, рассмеявшись над этим экстазом художника.
Этот смех вернул Паоло с небес на землю.
– Ты была для меня богиней! – прошептал он. – Зачем нужно было разрушать иллюзию и вновь становиться женщиной?
– Затем, – промолвила она, – что мне вовсе не нужны все эти почтительные обожания поэта; мне больше нравится страстная нежность мужчины.
Статуя закрылась покрывалом.
Он был опьянен этим зрелищем.
– Давайте-ка, господин поэт, – сказала она, – возвращайтесь к реальности. Ваши одеяла еще влажные; их нужно высушить, для чего нам потребуется огонь.
Он подчинился машинально; перед глазами все еще стояло видение, исчезнувшее под складками материи. Но то были лишь сожаления творца, так как, завернутая в платье, маркиза выглядела еще более соблазнительной, а вид ее обнаженной ножки, выглядывавшей из-под юбки, пробуждал в нем уснувшего любовника.
Вот о чем он думал, раздувая огонь, который быстро воспылал, испуская клубы дыма.
– Боже мой, – заметила маркиза, – от этого чертова огня мы здесь задохнемся.
– Ложись рядом со мной; сейчас дым поднимется. Воздух-то до нас откуда-то доходит; откуда идет – туда же и уйдет.
Действительно, когда огонь разгорелся как следует, то стал более чистым; что до дыма, то он исчезал через имевшиеся в горной породе трещины.
– Гляжу я на костер, – промолвила маркиза, – и кажется мне, что сейчас зима, и сидим мы у избушки какого-нибудь рыбака или лесоруба.
– Я тоже об этом подумал, – улыбнулся Паоло.
Долго они так сидели: он – положив голову на колени молодой женщине; она – сделав для него на коленях подушку из своих рук.
Затем Паоло проводил Луизу к ложу, которое, казалось, дожидалось их в углу грота, и, утомленные, они практически моментально уснули.
Проснулись они бодрыми и веселыми и несколько минут предавались тем свежим и радостным утренним шалостям, которые случаются у молодых любовников.
Она походила на горлицу, донимаемую молодым ястребом.
Затем в голову Паоло пришла одна мысль и, сплавав на бриг, он вернулся с длинной проволокой; он уже легко находил проход повсюду и ориентировался под водой не хуже, чем на земле. Матросы никогда не уходят в плавание без проволоки – она позволяет им в море не оставаться без любимого матлота.
По возвращении Паоло покопался в песке и вскоре уже имел в своем распоряжении несколько червей, на которых так падки рыбы.
Наживив червяка на проволоку, он забросил ее в воду, так далеко под скалы, как только смог: он решил, что рыбы там будет в избытке, и не ошибся в своих предположениях.
Уже через пять минут на крючок попалась чудесная дорада, весившая не менее фунта.
На то, чтобы убить рыбину и счистить с нее чешую, у юноши ушло еще с полминуты. Он разжег огонь и на импровизированной решетке, сложенной из выдернутых из досок гвоздей, зажарил добычу. Маркиза нашла ее вкус восхитительной.
Паоло пребывал в отличном настроении.
– По крайней мере, – сказал он, – с голоду в этой пещере мы точно не умрем, разве что в море передохнут все рыбы. И потом, у меня есть идея.
– И какая же?
– Вскоре узнаешь.
– Нет. Сейчас же.
– Ну что ж: я хочу взорвать скалу. Перетащу сюда порох – на бриге осталось еще бочек двадцать, – и мы его как следует высушим, перед тем как использовать. Затем я углублю расселину, которую ты можешь видеть вон там, внизу, заложу в нее порох, и поднесу к нему огонь. Если все пройдет нормально, то взрывом эту горную породу разотрет в порошок.
– Но что будет с нами, несчастный?
– Мы спрячемся в укрытии.
– В каком?
– Еще не знаю; надо будет над этим подумать. Но подрыв – это наш единственный шанс на спасение. Я уже пытался долбить скалу, но даже за год мне в лучшем случае удастся проделать в ней лаз длиною метра в три, не больше.
И, бросившись в воду, он вернулся с бочонком пороха, который еще нужно было высушить.
Весь день и почти всю ночь юноша ломал голову над тем, как защититься от последствий взрыва или скорее взрывов, так как он не рассчитывал на то, что проход удастся открыть с первой же попытки.
На следующий день, с рассветом – как известно, утро вечера мудренее, – он вновь принялся исследовать пещеру в поисках подходящего укрытия.
Маркиза, наблюдавшая за Паоло со своего ложа, догадалась о том, что явилось причиной его озабоченности.
– Паоло, – сказала она, вставая и подходя к нему, – я знаю, ты ищешь укрытие, где мы могли бы спрятаться, когда взорвется заряд; если хочешь, могу подкинуть идею.
– Ну конечно! – произнес он.
– Ты не будешь надо мною смеяться?
– Да нет же. Почему я должен над тобою смеяться?
– Потому, что эта моя идея весьма оригинальна.
– Тем лучше… Да говори же наконец.
Она все еще колебалась.
– Ну же, не молчи! – настаивал он.
– Я слышала, – сказала она, – что пушечные ядра не погружаются в воду, но рикошетируют от ее поверхности.
– Так и есть.
– То есть вода оказывает сопротивление снарядам?
– Разумеется. И я уловил твою мысль; она превосходна. Мы укроемся под водой. Дай я тебя поцелую; ты нашла решение проблемы, над которой я бьюсь уже вторые сутки!
– Я так счастлива! – воскликнула она, радостно захлопав в ладоши. – Я боялась, что могу ошибаться!
– Ты ошибаешься так редко, что я немедленно приступлю к работе. А ты мне поможешь. Видишь эту трещину?
– Которую?
– Ту, что идет вдоль линии скал и уходит под воду.
– Да.
– Тогда, вероятно, ты видишь и то, что, цепляясь за неровности, имеющиеся на камнях, можно добраться до этой расселины и встать на выступе рядом с ней.
– Действительно, можно, но можно и упасть, мой друг.
– Разумеется. Но упасть куда?
– В воду.
– Всего лишь небольшое падение. Оно ведь тебя не страшит, не так ли?
– Нет, – сказала она.
– Так вот: мы постараемся расширить эту трещину таким образом, чтобы под нее можно было заложить нашу бочку с порохом. Когда это будет сделано, мы подожжем фитиль – о том, чтобы порох взорвался не сразу, я позабочусь – и нырнем под воду. Я уверен, что взрывом хорошенько тряхнет весь грот; кто знает, вдруг и эта скала развалится?
– Но, распавшись, она ведь может засыпать и проход?
– Это маловероятно; разрываясь, порох обычно образует зазоры. Я почти убежден, что здесь возникнет достаточно большая дыра, а осколки горной породы разбросает на многие метры вокруг. В любом случае это наш шанс выбраться отсюда.
– А не лучше просто подождать?
– Подождать чего?
– Пока нам здесь наскучит: тогда и попытаемся выбраться.
– А если один из нас вдруг заболеет? Как за ним ухаживать? Да и сомневаюсь я, что он здесь поправится. Влажность, которая царит в этом подземелье, вредна для здоровья, и мы рискуем в любой момент заработать себе здесь ужасный ревматизм и мучительную офтальмию.
– Тогда за дело, друг мой! – воскликнула она с испугом.
– Пойдем!
Вооружившись инструментами, он быстро проложил им путь к вожделенному выступу.
Они отважно атаковали скалу, которая на подступах к расселине была менее твердой, чем в иных местах; дыра увеличивалась с каждой минутой.
– Я полагала, что камень должен быть более твердым, – заметила она.
– Здесь он размягчен и слегка раздроблен, но вот в сердцевине породы практически неприступен.
– Значит, мы закончим нашу работу менее чем через час? – заметила она.
– И через два часа выберемся на свободу, – сказал он.
– Или погибнем!
– Это возможно, но маловероятно.
– Должно быть, это очень страшно – взрыв бочки с порохом?
– Просто ужасно!
– А вдруг мы кого-нибудь убьем?
