Макс Пембертон - Железный пират
— Ты сделал это? Но скажи, какое же отношение может иметь это к моему делу и к завещанию бедного Холля, и на что тебе вдруг понадобился пароход?
Родрик, раздосадованный моей непонятливостью, вынул изо рта сигару и заговорил с необычной для него быстротой:
— Ты знаешь, что я не терплю никаких разглагольствований, и думал, что все это само собой понятно, но, как видно, ошибся. Так слушай! Сегодня в твое отсутствие я приобрел паровую яхту «Рокэт», но прежде чем мы сядем на нее, она будет переименована в яхту «Сельзис»; экипаж ее будет состоять из нашего молчаливого друга, капитана Йорка и всего экипажа твоей яхты; кроме того, в качестве старшего помощника я пригласил брата капитана и, в помощь твоему экипажу, еще двенадцать человек матросов; еще нам нужны будут человек восемь артиллеристов и три инженера-механика. Всех этих людей я унаследовал от бывшего владельца «Рокэта», а в качестве кока мы возьмем твоего старого Кашалота, который хозяйствовал у тебя на «Сельзисе» и не откажется кормить нас в течение тех двух-трех недель, которые нам придется пробыть в море. Теперь нам еще требуются младший помощник и младший офицер, и так как эти люди будут постоянно находиться с нами, то выбор их следует делать осмотрительно. Я поручаю тебе сделать это: ты знаешь, что я терпеть не могу видеть посторонних людей и разговаривать с ними. Теперь, Марк, ты знаешь, что я никогда не чувствовал по отношению к кому-либо особенного чувства озлобления, но когда ты читал мне рукопись покойного Холля, я дал себе клятву предать этого негодяя, убийцу твоего несчастного приятеля, и многих других в руки правосудия, и пока я этого не сделаю, я чувствую, что не буду иметь ни минуты покоя. Ты говорил о нашем правительстве, о пароходных компаниях и рассчитывал на их содействие, но я знал, что из этого ничего не выйдет. Какое им в самом деле дело до нас? Тебе же, я знаю, нужны деньги, а у меня они есть, и все мое — твое, и все, что я имею, в твоем распоряжении. Итак, принимайся за дело, доведи его до успешного конца, выследи этого негодяя и передай его в руки правосудия, а тогда, не стесняясь, требуй себе надлежащего вознаграждения за свой риск и свою услугу. А пока помни, что по крайней мере в течение нескольких месяцев нам нечего рассчитывать на помощь со стороны, и все, что мы думаем сделать, должны делать сами и не только на словах, а и на деле. Мы должны, как советовал Холль, отправиться на берега Гудзона и там выследить этого негодяя.
Помолчав минутку, продолжил:
— Вот и отправимся туда, как только наша паровая яхта «Сельзис» будет надлежащим образом снаряжена и готова выйти в море. Все это будет сделано за мой счет, хотя я не более как пешка в этой игре, которую должен вести и разыграть ты; ведь покойный тебе завещал эту задачу. Именем его я и прошу тебя без возражений согласиться на мое предложение: ты должен сделать это ради него!
Что я мог ответить на это? Я только крепко пожал его руку, прочтя на лице друга то же чувство нетерпения и жажды возмездия, какие клокотали и во мне самом.
Вскоре явился ко мне некто Франциско Паоло, присланный агентами с предложением своих услуг в качестве младшего помощника; сначала на меня неприятно подействовала его итальянская физиономия, но затем, зная, что Италия дает нам прекрасных моряков, я отбросил этот предрассудок и, убедившись, что рекомендации у него прекрасные, и он, несомненно, очень приличный господин, предложил ему занять место младшего помощника на паровой яхте «Сельзис», причем просил его явиться на судно, стоявшее в Плимуте в ожидании отплытия. Но если бы я тогда знал этого человека, то дал бы тысячу фунтов за то, чтобы никогда не знать и не видеть его.
В последний день перед отъездом из Лондона мы с Родриком обедали одни. Мэри же еще с утра уехала, отправившись к одной своей старой родственнице, у которой должна была пробыть все время нашего отсутствия. Признаюсь, ее беспрекословная готовность расстаться с нами несколько огорчила меня.
— Вероятно, она теперь уже прибыла на место, — сказал я под впечатлением своих мыслей.
— Ты о ком, о моей старой собаке? — спросил Родрик. — Я отправил ее с охотником в деревню.
— Нет, я думал о Мэри, а не о собаке.
— Да, ты всегда думаешь о ней, а между нами говоря, я очень доволен, что она согласилась уехать; я боялся, что у нас с ней будет много возни. Девушки всегда как-то лишние, когда есть серьезное дело, но ты, очевидно, другого мнения.
Я действительно был другого мнения. Мне казалось, что ее присутствие внесло бы много светлых минут в нашу полную тревог и волнений жизнь, а ее ясный взгляд не раз поддержал бы во мне бодрость духа и светлую надежду на успех в минуту опасностей и неудач, но я, конечно, не сказал об этом ни слова.
Поезд отходил в девять часов, и у нас оставалось очень немного времени. Я поспешил в свою комнату, чтобы уложить необходимые вещи. Каково же было мое удивление, когда я нашел у себя весь свой чемодан разрытым, платье и вещи выкинутыми на пол; большой портфель, где у меня хранились бумаги покойного Мартина Холля, был раскрыт и разрытый валялся тут же. При осмотре оказалось, что сама его рукопись была не тронута, но его письма к нью-йоркской полиции, его чертежи, планы и наброски были украдены. Это открытие ошеломило меня, хотя в первый момент я и не сознавал всей важности этой пропажи.
Я приказал позвать к себе управляющего, который немедленно явился и был до крайности удивлен случившимся, причем ручался мне за полную благонадежность всех слуг в доме и за то, что никто из них не осмелился бы войти в мои комнаты.
Был призван привратник, но и тот уверял, что никто со вчерашнего дня, когда я принимал у себя итальянца, не приходил, но что сегодня он присылал сюда человека за какой-то вещью, которую он здесь оставил, а кроме него никто не приходил в дом.
Тогда мне все стало ясно. Я успокоил управляющего, сказав, что пропажа несущественная и что мне, в сущности, вовсе не следовало посылать за ним.
Когда управляющий удалился, я долго не мог успокоиться. Кому могли быть нужны эти бумаги, как не тому человеку, которого я намеревался преследовать? Но что он мог знать обо мне и моих намерениях? Значит, за мной следили уже с самого начала и мне с первых же шагов приходилось тягаться с человеком, обладавшим миллионами, с капитаном разбойничьей ватаги, не останавливавшимся ни перед каким страшным делом.
Вдруг в комнату ко мне вбежал Родрик с широко улыбающимся довольным лицом и с телеграммой в руке.
— Боже правый! Да что же ты тут делал? Ведь через десять минут мы должны ехать, а у тебя еще ничего не готово!
Я пробормотал что-то в свое оправдание и стал собирать вещи, комкая белье и запихивая все как попало в чемодан, причем, не поднимая головы, из вежливости спросил Родрика, что его так радует.
