Юрий Рытхэу - Остров надежды

— Охотиться будем потом, — спокойно сказал Ушаков.

Обилие жизни, моржей, тюленей — все это было добрым знаком, исполнением значительной части обещаний. Ушаков видел это по настроению эскимосов. Их мрачная настороженность сменилась возбуждением, радостью, громкими разговорами о будущей охоте.

Когда шлюпка ткнулась носом о берег, покрытый разноцветной галькой, Ушаков предложил Иероку первым ступить на остров.

— Вам быть хозяевами этой земли, тебе и честь сделать на ней первый шаг.

Иерок спрыгнул на гальку, поднялся на прибойную черту, переступив через полосу полузасохших водорослей, разноцветных панцирей рачков, морских звезд, и остановился.

Ушаков смотрел на него со шлюпки; эскимос не оборачивался, он стоял неподвижно, но по его виду можно было догадаться: он что-то говорит.

— Никак, молится? — тихо предположил один из матросов-гребцов.

— Не мешайте ему, — сказал Ушаков. — Пусть совершит свой обряд. У нас еще будет время для антирелигиозной работы.

Иерок медленно повернулся в сторону восхода. По движению его губ можно было понять, что он ведет какой-то неведомый разговор. Так он обратился ко всем сторонам света. В довершение всего он вытянул из-за пояса кисет, развязал его и разбросал вокруг черный черкасский табак.

— Иди сюда! — весело крикнул он Ушакову. — Здесь хороший, добрый берег…

Дальше Иерок повел себя так, словно он уже давным-давно жил здесь. Он легко и быстро шагал по прибрежной гальке, по тундровым кочкам, вспугивая гусей, полярных сов, куличков.

С моря на тундру наползал туман.

— Может, остановимся, переждем? — предложил Ушаков.

— Этот туман ненадолго, — уверенно сказал Иерок. — Не будем терять время.

Ушаков шел рядом с эскимосом, стараясь не отставать.

Так они прошли несколько километров. Еще издали увидели флагшток, на котором заметны были остатки флага, поднятого в 1924 году капитаном Давыдовым с канонерской лодки «Красный Октябрь». За два года ткань совершенно выцвела, и флаг представлял собой лоскутки белой материи. Ее тут же заменили на новый кумач.

Шагать по мокрой вязкой гальке было мучительно, а переходя в тундру, на качающиеся кочки, люди рисковали вывихнуть себе лодыжки. С непривычки некоторые спотыкались и падали.

Но Иерока охватил какой-то непонятный азарт, странное возбуждение, и он все шагал и шагал.

Наконец, остановившись передохнуть, усевшись на большой камень, Ушаков тяжело вздохнул и сказал:

— Дальше полетим на гидроплане.

— Как полетим? — не понял Иерок. — Железная птица осталась на пароходе…

— Это верно, — усмехнулся Ушаков. — Я хочу сказать, что неразумно нам мерить тундру ногами, когда в нашем распоряжении самолет. Завтра же отправимся на нем на разведку и окончательно выберем место для поселения.

Капитан Миловзоров, похоже, был даже несколько разочарован тем, что ледовая обстановка вокруг острова оказалась такой благоприятной для плавания.

— Ну, тебе повезло, Георгий. Такое бывает раз в несколько лет.

— Когда наладим научные исследования, мы будем идти сюда не наугад, как сейчас, а уверенно. Дадим тебе телеграмму: товарищ Миловзоров, можете плыть к нам, в этом году у нас ожидается благоприятная ледовая обстановка…

— Так и должно быть, — улыбнулся капитан. — Если мы хотим эксплуатировать Северный морской путь, то прежде всего надо его оснастить метеорологическими станциями, оборудовать радиосвязь.

— Все будет, — ответил Ушаков. — Нам с тобой повезло: мы у самого истока великого дела!

Но как все великие дела, даже внешне простое — высадка на остров и выбор места для строительства поселения — оказалось далеко не таким легким. Требовалось время, чтобы тщательно взвесить все условия и обстоятельства, учесть интересы переселенцев-эскимосов. А времени не было: «Ставрополь» торопился уйти из этих опасных мест, чтобы избежать зимовки во льдах. Каждый час, каждая минута были на строгом учете.

Льды часто окружали корабль, но продвижение его вдоль острова не задерживалось. В полдень девятого августа «Ставрополь» вошел в бухту Роджерс.

Ушаков вместе с Иероком сошли на берег.

— Тебе нравится это место? — спросил Ушаков.

Эскимос огляделся, сделал несколько шагов, поднявшись на гребень небольшой галечной косы, из-за которой блестели воды небольшой лагуны, и с удивлением произнес:

— Очень похоже на Урилык!

— Только здешний ручей не такой шумный, как у нас на родине, — заметил Ушаков.

— Но он такой же полноводный, — возразил Иерок.

— Если тебе нравится это место, то будем выгружаться, — сказал Ушаков. Лично ему бухта и чуть приподнятый берег над галечной косой показались самыми подходящими из того, что он успел за это короткое время осмотреть на острове.

— А тебе, умилык, нравится здесь? — спросил в свою очередь Иерок. — Мы должны думать и о тебе, о твоих товарищах.

— Мне это место подходит. Вот только еще не решил, где ставить дом — на косе или на возвышении?

Иерок прошел по косе, нагнулся, поковырял пальцами, порыл носками меховых торбазов и подозвал к себе Ушакова.

— Гляди, умилык, — сказал он, показывая на побелевший кусок чудом занесенного сюда дерева. — Здесь когда-то бушевал сильный шторм, и эту деревяшку закинуло сюда волнами. Это значит, что такое может случиться еще. Поэтому вам лучше строиться вон там. — Иерок показал на пригорок.

— Ну хорошо, — согласился Ушаков. — Пусть будет так, как ты сказал.

Первым делом перевезли на берег всех эскимосов, и они тут же разбрелись по галечной косе, выбирая себе места для яранг.

— А почему вы ставите яранги на косе? — удивился Ушаков. — Там же опасно.

— Для большого деревянного дома опасно, — объяснил Иерок. — В бурю его не разберешь и не перенесешь на другое место… А для яранг хорошо. Чисто и сухо. Мы привыкли ставить яранги на гальке.

С помощью вельботов, байдар, кунгаса с корабля на берег быстро перевезли эскимосский скарб, выпустили на волю собак, которые с громким лаем и визгом бросились врассыпную, словно боясь, что их снова поймают и погрузят на это страшное железное чудовище, дрожащее изнутри и испускающее невыносимый запах горелого угля.

Яранги выросли в одно мгновение, заполнив и оживив галечную косу, создав впечатление, что люди здесь жили всегда.

Ушаков поставил свою палатку неподалеку от яранги Иерока.

Наконец спустили на воду гидросамолет. Всю дорогу эскимосы, наслышанные об этой чудесной машине, пытались ее рассмотреть, отгибая брезент, которым был покрыт фюзеляж и снятые крылья. Самолет по сравнению с быстро летящими птицами казался беспомощным и неуклюжим.