Говард Пайл - Пираты южных морей
Тут я должен честно сказать: никогда еще в своей жизни Барнаби Тру не был так ошеломлен, нежели когда услышал сии слова, произнесенные столь внезапно. Ведь он ожидал услышать их при совершенно иных обстоятельствах, так что теперь, когда они раздались в его адрес да еще были сказаны весьма серьезно неким абсолютно незнакомым человеком, столь таинственным образом появившимся вместе со своими друзьями на берегу из тьмы, он сперва даже решил было, что ослышался. Сердце Барнаби вдруг учащенно забилось, и будь он постарше да поопытнее, не сомневаюсь, наверняка бы отказался от участия в сем приключении и не окунулся бы слепо в события, которым не видел ни начала, ни конца. Но ему едва исполнился двадцать один год, да к тому же герой наш обладал некоторой склонностью к авантюрам, из-за чего неизменно ввязывался едва ли не во всё, что имело хоть какой-то намек на загадочность и опасность, потому-то он и сумел выдавить из себя довольно-таки беззаботным тоном (хотя одному лишь Богу известно, как при подобных обстоятельствах он оказался на это способен):
— Что ж, раз так, если уж «Королевский владыка» действительно прибыл, то я, пожалуй, воспользуюсь столь любезным предложением и присоединюсь к вашей компании. — И с этими словами он, не выпуская изо рта трубки, прошел к их столику, уселся и принялся покуривать с самым непринужденным видом, какой только ему только удалось изобразить.
— Итак, мистер Барнаби Тру, — произнес, как только юноша устроился, обращавшийся к нему прежде человек, говоря при этом тихо, дабы их не подслушал кто другой, — итак, мистер Барнаби Тру (а я буду называть тебя по имени, чтобы показать, что хоть я тебя и знаю, однако ты меня — нет), рад видеть, что в тебе достает мужества ввязаться в дельце, о котором тебе мало что известно. Ибо сие демонстрирует, что ты храбр и достоин того богатства, которое выпадет на твою долю нынче ночью. И все же, прежде чем мы двинемся дальше, я вынужден попросить тебя показать тот клочок бумаги, что, несомненно, находится при тебе.
— Пожалуйста, — ответствовал Барнаби, — он у меня в целости и сохранности, и сейчас вы его увидите.
И с этими словами юноша спокойно достал бумажник, открыл его и протянул своему собеседнику загадочную записку, что получил днем или двумя ранее. Тот придвинул к себе свечу, стоявшую там для удобства курильщиков, и принялся за чтение.
Сие предоставило Барнаби возможность разглядеть незнакомца. Это был высокий, крепко сбитый мужчина с красной косынкой на шее да медными пряжками на туфлях, так что Барнаби Тру не мог не задаться вопросом: а уж не этот ли самый человек передал записку мисс Элизе Боллз.
— Все в порядке и именно так, как и должно быть, — объявил незнакомец, изучив послание. — И поскольку документ уже сыграл свою роль, мне остается лишь сжечь его ради безопасности.
Так он и поступил, скомкав бумагу и сунув ее в пламя свечи.
— Ну а теперь, — продолжил он, — я объясню тебе, зачем я здесь. Меня послали выяснить, достаточно ли в тебе мужества, чтобы рискнуть жизнью и отправиться со мною на лодке. Ну что, согласен? Скажешь «да», и мы не будем тратить времени даром и немедленно выступим, ибо дьявол уже здесь, на берегах Ямайки — хотя ты и не понимаешь, что это означает, — и если он нас опередит, что ж, тогда мы можем упустить то, ради чего мы здесь. Скажешь «нет», и я уйду, и обещаю впредь более не беспокоить тебя по этому делу. Так что говори ясно, юноша, что ты об этом думаешь и рискнешь ли идти дальше.
Если наш герой и колебался, то недолго. Не могу сказать, что сердце его совсем уж не дрогнуло, но даже если юноша и испытал страх, то продолжалось это, повторяю, совсем недолго, и когда Барнаби заговорил, голос его был тверд, насколько только возможно.
— Несомненно, у меня достанет мужества, чтобы пойти с вами, — объявил он, — а если вы собираетесь причинить мне какой-либо вред, то постоять за себя я смогу, ибо у меня есть вот что! — И с этими словами юноша поднял клапан кармана камзола и продемонстрировал рукоятку пистолета, который прихватил с собой, выходя вечером из дома.
В ответ его собеседник разразился смехом:
— Ишь ты, да тебе и впрямь палец в рот не клади. Мне по душе твой настрой. И все же никто в целом свете не причинит тебе вреда меньше, нежели я, и если уж тебе и придется применять свою пушку, то не против нас, твоих друзей, а против того, кто хуже самого дьявола. Ладно, нам пора.
Незнакомец и его товарищи, за все это время не проронившие ни слова, поднялись из-за стола, он расплатился за всех, и вместе они направились к лодке, которая все так же стояла на отмели у сада.
Подойдя к ней, наш герой обнаружил, что это большая шлюпка с десятком гребцов-негров. На кормовых сиденьях лежали два фонаря и три-четыре лопаты.
Человек, разговаривавший с Барнаби Тру и, как это было отмечено выше, несомненно являвшийся командиром отряда, немедленно забрался в шлюпку. За ним последовали наш герой и все остальные. Стоило лишь им рассесться, как лодку оттолкнули от берега, и негры принялись грести прямо в гавань, огибая корму маячившего на некотором расстоянии военного корабля.
С самого отплытия не было произнесено ни слова, и из-за царившего молчания весь отряд походил на каких-то призраков. Барнаби Тру был слишком занят своими мыслями, чтобы говорить о чем-либо, а мысли его к тому времени были весьма серьезными: о вербовщиках матросов, на каждом углу коварно завлекавших простаков на корабли, и даже о целых бандах злоумышленников, которые похищали людей и о них более и не слыхивали. А вдруг незнакомец с товарищами продаст его в рабство или сотворит что-нибудь еще похуже?
Так в полной тишине команда гребла почти целый час, лишь вожак указывал курс прямо через гавань — судя по всему, в направлении устья реки Рио-Кобра. Через некоторое время Барнаби и впрямь разглядел низинный мыс с длинным рядом знакомого вида кокосовых пальм, очертания коих вскоре начали вырисовываться в тусклом лунном свете. По приближении к реке обнаружилось, что ее течение весьма сильно: уже на самом подходе к устью вода вовсю бурлила и клокотала вдоль бортов лодки, пока чернокожие гребцы с усилием пробивались вперед. Так они поднялись за следующий мысок — или же то был островок, — плотно поросший мангровыми деревьями. Но даже тогда ни о пункте назначения, ни о предстоящем деле не было сказано ни слова.
Теперь, когда они оказались у берега, ночь оглашалась шумом течения реки, а воздух потяжелел от вони ила и топи. Лился молочный лунный свет, да в небе мерцало несколько звездочек. И все было столь странно и загадочно, и по-прежнему никто не произнес ни слова: неудивительно, что Барнаби никак не мог отделаться от ощущения, будто все это происходит во сне.
