К востоку от Малакки (СИ) - Реган Ричард

— Боюсь, я подвергну сомнению это предположение, — ответил Лотер, вставая с кресла. — Однако, с позволения капитана и принося извинения миссис Эберхардт, я вынужден вас покинуть, чтобы сменить второго помощника и дать ему возможность присоединиться к ужину. Вероятно, мы сможем провести дискуссию на эту тему в другое время. А сейчас, прошу меня извинить.

— Буду с нетерпением ожидать этот разговор, — выкрикнул Эберхардт в спину Лотера, устремившегося вверх по трапу в сторону ходового мостика.

С уходом Лотера я перевел беседу в более спокойное русло. Фрейзер попросил миссис Эберхардт рассказать о жизни в Новой Гвинее, и она разразилась описанием миссионерской работы, которая, как она надеялась, побудит туземцев прекратить их дикие практики каннибализма и охоты за головами. Эберхардт, язык которого развязался после нескольких стаканчиков виски, ограничивался ироническими восклицаниями, выказывающими сомнения в ее возможности превратить дикарей в добрых лютеран. Поэтому я почувствовал облегчение, когда, после окончания ужина, Эберхардт объявил, что он намеревается прогуляться по шлюпочной палубе вместе с женой и выкурить сигару, а затем вернуться в свои апартаменты.

Я направился наверх, надеясь, что Лотер еще не покинул мостик после сдачи вахты Мак-Грату. Поведение Эберхардта во время ужина только усилило мои подозрения, и я раздумывал, каким образом удовлетворить мое любопытство.

Когда я открыл дверь в штурманскую рубку, Мак-Грат и Лотер изучали карту моря Бисмарка. Мак-Грат, подумав, что я хочу поговорить со старпомом наедине, направился к выходу в рулевую рубку.

— Все в порядке, третий, это и вас касается, — остановил я его. — Поговорим здесь конфиденциально, и не повышайте голос: Эберхардт, может, еще слоняется по ботдеку. — Я повернулся к Лотеру. — Ну, и что вы думаете об этом, Питер?  

— Он выглядит чрезвычайно убежденным и хорошо информированным для человека, который утверждает, что газеты видит изредка, — ответил Лотер.

Я, соглашаясь, кивнул:

— Похоже, его представления о миролюбивой Германии допускают бомбежку беззащитных испанских городов и захват Рейнской области. Затем этот разговор о пребывании в милиции, о брате в германском флоте. Может, у него до сих пор есть связи с германским военным ведомством? — При этом в закоулках мозга у меня начала формироваться определенная идея. — Я никогда не слышал о каких-либо поисках золота или нефти в районе Вевака. А шахтное оборудование — это слишком расплывчатое описание, в котором могут содержаться самые разные вещи, включая взрывчатку, которая может быть весьма полезна в случае войны. Так что же происходит и что в действительности упаковано в эти ящики?

— Не знаю, по мне он выглядит вполне безобидно. Слегка старомодные взгляды, возможно, ностальгия по прошлой Германии, — ответил Лотер. — Но даже если нацисты готовятся к войне — какое отношение это имеет к нам?

— Если хотите, Питер, то можете назвать это шестым чувством, — сказал я, — но во мне растет уверенность в том, что здесь что-то нечисто, и это заставляет меня опасаться друга Эберхардта. Что-то в нем побуждает меня думать, что его действия не к добру.

Я сделал паузу и закурил, задумчиво вертя в руках потертую бензиновую зажигалку. Затем я принял решение и постучал пальцем по штурманскому столу:

— Надо осмотреть эти его ящики. Если там есть что-то, чего не должно быть, я хочу знать об этом до прихода в Вевак, когда власти начнут ползать по всему пароходу. — Я повернулся к Мак-Грату: — Так, третий, быстренько соберите фонарь, молоток, ломик и ждите меня у рабочей столовой механиков. Мы спустимся в четвертый трюм и осмотрим ящики Эберхардта. Один-два откроем и заглянем внутрь — проверим содержимое. Старпом останется на вахте, пока мы не вернемся.

— Есть, сэр, — ответил улыбающийся Мак-Грат, явно довольный предстоящим развлечением вместо обыденной рутины несения ходовой вахты. Он рванулся на выход.

— Да, и еще: надо проделать все тихо, так, чтобы Эберхардт ничего не заподозрил. Наденьте черную рубашку и держитесь в тени, на случай, если он все еще прогуливается по ботдеку.

— Будет сделано, сэр.

Мак-Грат покинул мостик, а я направился в свою каюту, где переоделся в старый синий комбинезон.

Бесшумно прикрыв дверь каюты, я тихо спустился по трапу и прошел по коридору в сторону кормы к рабочей столовой, где меня ожидал Мак-Грат. Он передал мне фонарь, я открыл дверь, ведущую на главную палубу, и мы вышли. Кроме слабого отсвета топовых огней высоко вверху, на палубе не было никакого освещения, и потребовалось несколько минут, чтобы глаза приспособились к почти полной темноте. Не то чтобы я боялся споткнуться или налететь на что-нибудь. Я знал расположение каждой грузовой лебедки, рыма, вентилятора или крышки трюма и мог найти их с закрытыми глазами, но я хотел хорошо видеть на случай, если Эберхардт все еще прогуливался снаружи.

Луна была в первой четверти, и только несколько звезд тускло светили с неба. Перед самым закатом с северо-востока потянулась череда высоких облаков, и далеко на траверзе над горизонтом сверкали стрелы молний.

Увеличившаяся облачность сопутствовала удушающему бризу, который относил дым из трубы рваными полосами, призрачно освещенными отсветом топовых огней. Когда мои глаза привыкли к темноте, я стал видеть белые барашки волн, накатывающих из темноты и разбивающихся о борта судна. Я пригнулся, когда облако брызг от шальной волны пронеслось над палубой, тронул Мак-Грата за рукав, и мы тихо проскользнули по палубе в густую темень позади грузовой лебедки, подняли крышку сходного лаза в трюм и спустились по трапу на твиндек, промежуточный уровень между главной палубой и днищевым настилом трюма.

В трюме было темно, шумно и сыро, пахло пыльным джутом, деревом, маслом и протухшими льяльными водами. Прямо под нами в диаметральной плоскости нижней части трюма проходил туннель, внутри которого на подшипниках вращался гребной вал, наполняя пространство ритмичным грохотом. Ящики Эберхардта стояли прямо под грузовым люком с тем, чтобы их без проблем выгрузить в Веваке. Это облегчало нашу работу. Я включил фонарь, луч  которого, казалось, тонул в густой, как смола, темноте трюма. Я поежился, представляя, как крысы прячутся в темных углах, и затем усмехнулся, напоминая себе, что крысе ничего не светит против человека с ломиком. 

Мы принялись проверять ящики: я держал фонарь, Мак-Грат читал бирки и обстукивал бока ящиков в поисках чего-нибудь необычного. С помощью ломика он подрывал крышки ящиков и открывал их достаточно широко, чтобы я мог заглянуть внутрь и осветить фонарем содержимое. Я не увидел ничего подозрительного, в них находилось именно то, что и должно было быть.

В трюме было жарко и душно, и вскоре я стал истекать потом. Когда Мак-Грат прибил на место крышки проверенных нами ящиков, я жестом распорядился присесть и передохнуть. Посмотрев на часы, я обнаружил, что мы находились внизу уже более часа, и подумал, что Лотер начал беспокоиться по поводу нашего долгого отсутствия. Может, я ошибся с Эберхардтом, и его груз был действительно невинным горным оборудованием. Но мы еще не проверили все ящики, и я был не готов признать поражения.

В трюме было шумно от грохота гребного вала, звуков ударов волн о корпус судна и скрежета деревянных ящиков на качке, но наши уши приноровились к звуковому фону и мы оба услышали скрип кожаных подошв на стальных ступенях сходного трапа. Глаза Мак-Грата расширились от удивления, и я быстро выключил фонарь. Темнота, рассеиваемая желтым лучом света, вернулась и поглотила нас. Она была настолько полной, что я не видел свою руку прямо перед глазами, пока не повернул ее и увидел слабо светящийся циферблат наручных часов, как будто висящий прямо в пространстве.

Со стороны трапа послышались тяжелые шаги и напряженное дыхание нетренированного человека, затем темноту пронзил луч мощного фонаря, похожего на прожектор. Мы скрывались за одним из ящиков, но рассеянного света оказалось достаточно, чтобы я мог подать сигнал Мак-Грату. Тот кивнул и взял в руки фонарь. Лотер мог забеспокоиться и послать кого-нибудь на поиски. Если это не те, то я понадеялся на сообразительность штурмана.