Жюль Верн - Плавучий остров
Как известно, первый день тысячного года начался, а законы природы ничем не были нарушены. Но на этот раз дело шло не о перевороте, предсказанном темными библейскими писаниями. Теперь дело шло о попытке нарушить равновесие Земли, — попытке, основанной на вычислениях точных и неоспоримых, попытке, которую развитие баллистики и механики делало вполне исполнимой. На этот раз море не только не выдаст своих мертвых, но миллионами поглотит живых и скроет их в глубине своих новых бездн.
И хотя в умах человеческих под влиянием новейших идей произошли большие перемены, тревога доводила людей до потери рассудка, и они, как в тысячном году, бросались составлять завещания. Никогда еще не готовились в такой спешке к переходу в лучший мир. Никогда в исповедальни не тянулись такие длинные вереницы грешников! Никогда не давалось столько отпущений грехов in extremis83. Хотели даже просить папу дать своей грамотой общее отпущение грехов всем добрым людям на земле, — и не только добрым, но и очень перепуганным.
При таких обстоятельствах положение Дж. Т. Мастона с каждым днем становилось все затруднительней. Миссис Эвенджелина Скорбит трепетала, как бы он не пал жертвой народного гнева. Возможно, теперь у нее самой мелькала мысль посоветовать ему произнести слова, которые он с беспримерным упрямством отказывался вымолвить. Но миссис Эвенджелина Скорбит не осмеливалась просить об этом, и хорошо делала. Она все равно получила бы решительный отказ.
Понятно, что в Балтиморе, охваченной страхом, становилось все трудней сдерживать население, возбуждаемое многими американскими газетами и телеграммами "со всех четырех концов света", выражаясь апокалиптическим языком святого Иоанна Евангелиста, жившего при Домициане. Наверное, если бы Дж. Т. Мастон жил в царствование этого гонителя христиан, его дело было бы решено очень скоро. Его просто отдали бы на растерзание диким зверям. А он сказал бы только: "Я и так живу среди них!"
А непоколебимый Дж. Т. Мастон по-прежнему не соглашался указать место "x"; ведь стоило ему только раскрыть рот, и председатель Барбикен с капитаном Николем были бы лишены возможности продолжать свою работу.
Все-таки было что-то величественное в таком поединке одного человека с целым миром. Это еще более поднимало Дж. Т. Мастона в мнении миссис Эвенджелины Скорбит и его коллег по Пушечному клубу. Надо сказать, бравые вояки, упрямые, как и надлежит отставным артиллеристам, стояли грудью за проект Барбикена и Кo. Секретарь Пушечного клуба достиг такой известности, что ему, словно знаменитому преступнику, многие коллекционеры уже писали письма, в надежде получить в ответ несколько строк, начертанных рукой, которая собиралась перевернуть мир.
Но хотя положение Мастона и было величественно, оно становилось все опасней и опасней. Вокруг балтиморской тюрьмы днем и ночью толпился возбужденный народ. Раздавались яростные крики. Взбешенные люди хотели hic et nunc84 линчевать Дж. Т. Мастона. Полиция опасалась, что наступит час, когда она не будет в силах защитить его.
Желая удовлетворить и американцев и жителей других стран, вашингтонское правительство решило, наконец, предать Дж. Т. Мастона уголовному суду.
Охваченные безумным страхом, присяжные заседатели "управились бы с ним в два счета", как говорил Альсид Пьердэ, начиная чувствовать даже некоторое уважение к твердому характеру математика.
И вот утром 5 сентября председатель Комиссии по расследованию появился в камере узника.
По настоятельной просьбе миссис Эвенджелины Скорбит ей тоже было разрешено посетить заключенного. А вдруг в последнюю минуту влияние этой милой женщины возьмет верх? Не следовало ничем пренебрегать. Здесь все способы были хороши, лишь бы, наконец, разгадать загадку.
— А если ничего не выйдет, тогда увидим! — говорили члены комиссии.
— Что же это вы увидите? — возражали прозорливые люди. — Какой прок вешать Дж. Т. Мастона, если ужасная катастрофа все равно разразится!
Итак, около 11 часов перед Дж. Т. Мастоном появились миссис Эвенджелина Скорбит и Джон Х. Престис, председатель Комиссии по расследованию.
Сразу же приступили к делу. Разговор состоял из вопросов и ответов — вопросов весьма резких, ответов совершенно спокойных.
И кто бы поверил, что спокойным окажется Дж. Т. Мастон!
— В последний раз спрашиваю вас: будете ли вы говорить? — спросил Джон Х. Престис.
— О чем? — иронически осведомился секретарь Пушечного клуба.
— О том, куда уехал ваш друг Барбикен.
— Я уже говорил об этом сто раз.
— Повторите в сто первый!
— Он там, где будет произведен выстрел.
— А где будет, произведен выстрел?
— Там, где сейчас мой друг Барбикен.
— Берегитесь, Дж. Т. Мастон.
— Чего же?
— Последствий запирательства, которое может…
— Помешать вам узнать то, чего вам и знать не следует.
— Но мы имеем право знать!
— Я этого не считаю.
— Мы привлечем вас к уголовной ответственности!
— И привлекайте!
— Суд осудит вас!
— Это дело судей.
— Приговор будет тотчас приведен в исполнение.
— Ну и пусть!
— Дорогой Мастон!.. — осмелилась произнести миссис Эвенджелина Скорбит, чье сердце сжалось при этих страшных словах.
— О… миссис! — сказал Дж. Т. Мастон.
Она склонила голову и замолкла.
— Угодно вам узнать, каков будет приговор? — спросил председатель Джон Х. Престис.
— Если уж вам так хочется… — сказал Дж. Т. Мастон.
— Вы будете присуждены к высшей каре… Чего вы и заслуживаете!
— Вот как!
— И будете повешены, сударь. Это так же верно, как то, что два да два четыре!
— Ну тогда, сударь, у меня есть еще надежда, — хладнокровно ответил Дж. Т. Мастон. — Будь вы хоть немного сведущи в математике, вы не сказали бы "так же верно, как то, что два да два четыре". Не все математики безумны настолько, чтобы утверждать, будто сумма двух чисел равна сумме их частей, то есть, что два и два дадут ровно четыре!
— Сударь! — воскликнул председатель, совершенно сбитый с толку.
— Если бы вы сказали, — возразил Дж. Т. Мастон, — "так же верно, как то, что один и один будет два", — тогда другое дело! Это совершенно очевидно, потому что это вовсе не теорема, а просто определение!
Получив этот урок арифметики, председатель комиссии повернулся и ушел, а миссис Эвенджелина Скорбит послала самый пламенный взгляд властителю своих дум!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
очень короткая, но в которой "х" получает,
