Луи Жаколио - Грабители морей

Картина была такая внушительная, что наивные эскимосы пришли в благоговейный ужас и, столпившись вокруг седовласого старца, запели свои священные гимны.

Даже Густапс был против воли тронут до глубины души. В нем проснулись последние остатки человечности. Он без труда узнал, кто такой этот мертвец. Ему смутно припомнилось детство, припомнилась мать. Он понял горе Биорнов. Невольно брызнули из глаз его слезы и потекли по щекам под маской. Медленно, словно сгибаясь под тяжестью воспоминаний, преклонил он колена перед величественным мертвецом и зашептал молитву, которой выучила его мать еще в детстве.

Несчастный раскаивался, но было уже поздно.

В ночной тишине, нарушаемой только молитвенным шепотом присутствующих, раздался вдруг шум, слышавшийся все ближе и ближе. Слышен был голос человека, понукавшего собак, и скрип полозьев по крепкому снегу…

Кто бы это мог быть?

Фредерик и Эдмунд пошли к двери, чтобы выйти и посмотреть, кто приехал, но дверь уже растворилась, и братья Биорны отступили назад, пропуская приезжих.

— Грундвиг! Гуттор!.. Лютвиг!.. Какими судьбами?

— Слава Богу! — с волнением вскричал Грундвиг.

— Да святится имя Его! — отозвался Гуттор.

— Они живы! Живы!.. — вскричали оба друга и бросились друг другу в объятия.

— Ура! Ура! — заорали четыре американца, оставленные караулить яхту, но тоже приехавшие с матросами, оставленными на клипере.

Никто не понимал этой сцены, кроме двух человек — Густапса и Иорника. Достойная парочка начала пятиться к дверям, рассчитывая воспользоваться санями Грундвига и убежать.

Но Грундвиг бодрствовал и сделал богатырю знак. Только что негодяи хотели броситься вон из двери, как Гуттор схватил их обоих за шиворот и вскричал:

— Стой, канальи! Час возмездия пробил!

Прибывшие матросы, с Лютвигом, бывшим лейтенантом «Ральфа» во главе, встали и загородили его.

— Гуттор, что ты делаешь? — вскричал Фредерик и Эдмунд. — Ради Бога, объясни, что это значит.

— Сейчас я вам объясню, ваша светлость, — весело отвечал Грундвиг. — Я просто обезумел от радости, что вы живы, и не знаю, чему это приписать… Знаете ли вы, кто тот человек, которого Гуттор держит за шиворот правою рукой?

— Это немой Густапс, — отвечал удивленный Эдмунд.

— Нет, господин Эдмунд, это не немой и не Густапс!.. Ну-ка, Гуттор, стащи с него маску.

— Я и сам сниму! — бешено зарычал ложный эскимос.

И, резким движением руки сорвав с себя маску, он далеко отбросил ее в сторону.

Оба брата вскрикнули от изумления.

— Красноглазый!.. Так вот это кто!..

С искаженным лицом, со сверкающими глазами бандит дерзко глядел на своих врагов.

— Красноглазый! — повторили еще раз молодые люди.

— Да, я Красноглазый, одно имя которого приводит вас в трепет, — сказал бандит. — Красноглазый, имевший глупость вас пощадить… Красноглазый, который не будет просить себе пощады, но сохранит ненависть к вам даже и после смерти.

— Свяжите этого человека и заткните ему рот, — приказал Лютвиг своим матросам.

— Красноглазый, который вас проклинает! — продолжал бандит. — Красноглазый, который…

Он не договорил и захрипел.

XV

Нет возможности описать, в какое отчаяние пришли Гуттор и Грундвиг, когда узнали, что их господа ускорили свой отъезд лишь по коварному наущению двух эскимосов. Злодеи, разумеется, имели в виду избавиться через это от слишком проницательных соглядатаев. Грундвиг объявил, что едет немедленно по следам экспедиции, оставив больного Гуттора на станции, но Эриксон решительно восстал против этого, говоря, что одного Грундвига, без Гуттора, ему запрещено отпускать.

— Можете обратиться к Рескиавику, — сказал Эриксон, — он вам то же самое скажет.

— Если наших господ убьют, Эриксон, то вы будете в этом виноваты, — ответил Грундвиг.

— Кто же их убьет? — спросил встревоженный лейтенант.

— Проводники-эскимосы, Густапс и Иорник.

Эриксон рассмеялся.

— Что вы только говорите, господин Грундвиг! — сказал Эриксон. — Подумайте, есть ли в этом какой-нибудь смысл?

Грундвиг, не имея данных убедить молодого моряка, не стал больше ничего говорить и, скрепя сердце, решился подождать выздоровления Гуттора.

Две недели прошло, прежде чем богатырь окончательно встал на ноги. Он изъявил желание ехать немедленно, чему ни Эриксон, ни Рескиавик на этот раз противиться не стали. Сани были уже запряжены, как вдруг, перед самым отъездом, жители первой станции с изумлением увидали Лютвига с десятью норрландцами и четырьмя американцами, оставленными в бухте Надежды.

В нескольких словах Лютвиг объяснил причину своего прибытия.

Дело в том, что однажды утром оружейный мастер клипера отправился в гости к своему приятелю, плотнику яхты. Попивая пиво и покуривая табачок, приятели мирно беседовали, как вдруг оружейный мастер, имевший очень тонкое обоняние, сказал:

— Знаешь, Джеймс, у тебя на яхте как будто порохом пахнет. Не простым, знаешь, а фейерверочным.

— У нас такого и нет.

— Ты точно знаешь?

— Еще бы не точно, когда у меня ключи от пороховой камеры.

В этот день о порохе больше разговора не было, но в следующий раз оружейный мастер опять заявил:

— Как хочешь, Джеймс, но у тебя тут горит фейерверочный порох.

— Да нет же его у нас!

— Ты вполне уверен?

— Вполне уверен.

— Ну, ну, ладно! Не будем из-за этого ссориться.

На третий день — опять та же история.

— Джеймс, хочешь биться об заклад, что у тебя горит порох? — сказал оружейный мастер. — Я ставлю бочонок отличного рому.

Плотник был большой любитель этого напитка.

— Идем! — сказал он.

— Ну, пойдем глядеть.

Приятели спустились в крюйт-камеру. Там запах был еще сильнее. Оружейный мастер принялся осматривать каждую бочку.

— Э! Э! — вскричал он вдруг, приподнимая один бочонок. — Какой же он легкий! И для чего это из него выпущен просмоленный фитиль? Кто устроил здесь такую адскую машину?

Оружейный мастер осторожно обрезал фитиль и обезвредил опасное приспособление.

Известие об открытой мине быстро распространилось между матросами обоих кораблей. Собрался общий совет под председательством Гуттора и решил, что злодейский умысел следует приписать эскимосам Густапсу и Иорнику. Американцы терялись в догадках о том, какая могла быть у эскимосов при этом цель.

— Удар предполагался для нас, господа, — объявил им Гуттор. — Слушайте.

И он рассказал им о «Грабителях», о двукратной катастрофе при спуске клипера и о попытке Надода взорвать его.

Лютвиг удивлялся тому, что новое покушение было поручено эскимосам.