Марина Белоцерковская - Леди удачи. Все пути…
Мари кивнула и подошла к стене.
— Где-то здесь… — бормотала она, шаря в нише рукой. — Ага! Есть, кажись!
Амвросий отчаянно зарычал и рванулся. Джоанна, потеряв от неожиданности равновесие, шлепнулась, выпустив монаха. Тот взвился и, схватив с пола нож, бросился к Мари.
— Ксави!!! — заорала Джоанна.
Та резко обернулась и, прежде чем Амвросий успел замахнуться, шарахнула ему по переносице увесистым томиком Ключевского. Казначей взмахнул руками, выронил нож и кулем осел на пол. Ксави повертела в руках книгу, пробормотала что-то вроде:
— Иногда и историки на что-то годятся, — и, склонившись над несостоявшимся монархом, констатировала:
— Обездвижен. На некоторое время.
— Очень кстати! — Джоанна поморщилась, потирая ушибленный локоть. — Ксави! Прикрой дверь. Будем готовиться к перебросу!
Глава 72
Любишь кататься — катись к чертовой матери!
— Нетути их, матушка! — Фросина пушистая головка растерянно торчала из дверей царевниной светлицы с риском быть прищемленной. — Бают, как поехали с тем чернявым иноземцем, так досель и не ворочались.
Наталья Алексеевна в сердцах бросила в сундук только что добытое оттуда платье.
— Уж небо вызвездилось! — расстроенно сказала она. — Неужто случилось что? Ведают же, что поутру в путь! А у них и сундуки еще не собраны. Я-то думала, подмога мне в дороге будет. Да и Петенька строго наказывал привезть их. Где ж они, а?
Фросины преданные глаза продемонстрировали полное недоумение.
— Ну, поди, еще покарауль! — махнула рукой царевна.
Дверь послушно захлопнулась.
— Те-етенька! Ну, те-етенька Наталья! — донесся из угла горницы плаксивый детский голосок. Среди ярких нарядов, разбросанных повсюду, не сразу можно было заметить девочку лет восьми. — Ну, возьмите с собой!
— Ты еще, прости Господи! — окончательно вышла из себя царевна. — Сказала уж: путь далекий — утомишься! Вон слабенькая какая — всё за обедом перебираешь: то не хочу, да сё не хочу! Иди к маменьке с глаз моих!
— Да-а, а небось Аничку с собой возьмете! — хлопала мокрыми ресницами девочка. Судя по ее зареванной мордашке, переговоры длились уже давно и безрезультатно.
— Да кто ж тебе такое сказал?! — возмутилась Наталья Алексеевна. — Ни единого дитяти с собой не берем.
— А Анька говори-ила! — губы девочки дрожали. — Я братца Алешеньку сколь времени не видала, а меня опять не беру-ут!
Царевна схватилась за голову:
— Да берут! Берут, только уймись, Прасковья! Поди к маменьке — коли и она согласна, поедешь!
Юная Прасковья, просияв, повисла на шее Натальи Алексеевны и, чмокнув ее в щеку еще мокрыми губами, умчалась, подскакивая на бегу, как жеребенок.
— Ну вот! — царевна всплеснула руками и почти упала на скамью у раскрытого сундука. — Еще хлопот недоставало! Что делать теперь, Никита Иваныч? — беспомощно обернулась она к сухопарому седому дядьке, взиравшему на эту суматоху со спокойствием фаталиста.
— А чего ж? Укладываться будем, — невозмутимо ответствовал тот.
— Так ведь теперь повозка новая нужна! Я-то хотела в своей зимней с актерками моими — с англичанками ехать, а теперь что? Куда Пашеньку девать?
— К Катерине посадим. Как-никак «тетенька».
— Что ты, Никита Иваныч, и впрямь! — махнула рукой Наталья Алексеевна. — Их возок и без того забит: Катерина, да девки Меньшиковы, да сундуков сколько! Они уж и то грозились Петрушину карету занять!
— А пусть их занимают. И Прасковье Ивановне там по сану будет.
— Да ведь у кареты ось треснута еще со Спаса, или ты запамятовал? Всё тянули заменить, вот и дотянули.
— Вроде крепкая еще… — засомневался старик.
— Так ведь сколько верст ехать! Она под Катиными сундуками еще за заставой переломится! — царевна совсем расстроилась.
— Да-а… — протянул дядька. — Слышь, матушка… А коли иноземок наших — Машу да Анну в карету усадить? Они, небось, втрое легче будут. И вещей у них чуток. А царевну Прасковью к тебе…
Лицо Натальи просветлело:
— И впрямь! Как я сразу не подумала? — но тут ее красиво очерченные брови сдвинулись к переносице: — А не зазорно ли: царева карета с гербами да вензелями, а седоки — иноземцы? Как мыслишь, Петр Алексеич не осерчает?
— Не должон бы. Государь пустяками завсегда брезговал, не будет он с вензелями считаться.
— Думаешь? — с надеждой спросила царевна и, вновь обретя силы, вскочила. — Что ж мы сидим? Времечка-то всего ничего осталось! Иваныч, миленький, распорядись, чтобы ось эту проклятую чем-нибудь укрепили. А у меня еще вон дел сколько! — и она широко повела рукой вокруг себя. Горница и вправду напоминала поле битвы после отступления: сундуки стояли, распахнутые настежь, со скамей и стульев свисало ситцевое, шелковое, парчовое разноцветье нарядов. На углу стола возле открытой шкатулки с драгоценностями неровной стопкой лежали книги, опасно накренясь над серебряной чернильницей. — Лизка! Ульянка! А ну, не спите!
* * *Джоанна, нахмурив тонкие брови, окинула взглядом сокровищницу. Тусклый огонек свечи выхватывал из полумрака громады сундуков с монастырской казной, узкий стол с каменной столешницей да низкую длинную лавку, на которой сейчас темной грудой лежало обмякшее тело наследника престола. У самой двери возилась Ксави, пытаясь сдвинуть с места тяжелый сундук.
— Мари, зачем? — искренне удивилась Джоанна.
— Баррикаду строю! — серьезно ответствовала та, сдувая со лба светлую прядь. — Джо, у тебя не найдется пары булыжников — орудиев пролетариата? Завершить, так сказать, архитектурный стиль…
— Щас как дам стиль! — окрысилась Джоанна. — Брось дурью маяться, времени в обрез!
— Ну и пожалуйста… «Пусть заходит, кто хочет, берет, чего попало!», — буркнула Ксави и, отряхнув руки, с сожалением отошла от сундука. — Не дают проявить способности, душат инициативу. А может сейчас во мне погиб Растрелли…
— Расстрелян! — подтвердила Джоанна и ободряюще похлопала подругу по плечу: — Ничего, мать! «Если не закопан — значит, не талант!». Давай делом займемся, пока конкурент в отпаде…
Протерев линзы браслетов, девушки навели «Зеркала» на книгу.
— Отсчет! — Джоанна облизнула пересохшие губы.
— Есть отсчет! Десять… Девять… Восемь…
По келье разлилось голубоватое сияние, запахло озоном.
— Семь… Шесть…
Из кабошонов вырвались слепяще-белые иглы лучей и скрестились на матовом переплете. Тут на лавке беспокойно зашевелился Амвросий и, приподняв голову, испуганно вскрикнул. Ксави дернулась.
