Кристина Хойновская-Лискевич - Первая вокруг света
Помимо строго расписанных дел ежедневно имелись и дополнительные развлечения, чтобы не слишком докучало одиночество. Через день — зарядка аккумуляторных батарей с переброской парусов из форпика в каюту и обратно. Эта работа чередовалась, также через день, с запуском двигателя на 15–20 минут, чтобы не забывал, для чего служит. Заодно генератор улучшал самочувствие аккумуляторных батарей.
Любые дела — плановые и дополнительные — прерывались ежечасно для проверки курса, парусов, погоды, силы и направления ветра, состояния горизонта. Так получалось, что после окончания всех дел наступали сумерки. Еще астронавигация, огонь на топе — и я совершенно свободна. Можно было, сидя над примусом, размышлять о моем нелегком пути к славе. После обильного ужина я могла вообще бездельничать, если только не было нужно еще что-то делать.
Свободным оставалось только воскресенье. Однако довольно быстро я сообразила, что еще одна проверка навигационных приборов — не работа, поэтому и в воскресные дни одиночество меня не особенно мучило.
Североатлантический пассат способствовал быстрому и упорядоченному плаванию. Только в первые шесть дней после выхода из Лас-Пальмаса он крутился между северо-восточным и северо-западным направлением. Но поскольку я решительно спускалась к югу, в сторону островов Зеленого Мыса, в чем мне помогало Канарское течение, плавание было приятным и быстрым. Сила ветра не превышала четырех баллов по Бофорту, на безоблачном небе светило солнце, временами голубизну над головой разнообразили белые барашки. Голубизна моря была менее приятной — волнение было больше, чем сила ветра. Этому отлично помогало течение: волны шли с двух или трех сторон, раскачивая «Мазурку» с кормы на нос, с левого борта на правый. Авторулевой выводил непрерывную синусоиду и, как показала астронавигация, удерживал яхту вопреки видимости на заданном курсе. Желая облегчить работу авторулевому, на шестой день плавания я уменьшила поверхность грота. Тенденции «Мазурки» к приводке на ветер прекратились, а авторулевой перестал сопеть от усилия.
Но чтобы я не вообразила, что плавание заключается всего лишь в преодолении пространства под теплым ветром и солнцем, в последний день марта сошел с ума мой зарядный агрегат. Послушно заряжался часа два, а потом вдруг молниеносно наполнил яхту выпускными газами. Я выключила проказника, проветрила помещение и проверила, что произошло. И ужаснулась: за коллектором лежал в масляном картере ровненько разрезанный, словно бритвой, выпускной шланг. Что делать, запасного ведь у меня нет?!
Вечером сразу же пожаловалась Гдыне-Радио, что у «Мазурки» новая авария. Плита — мелочь, наше сотрудничество с «Ипполитом» складывалось на основе полного взаимопонимания. А бездействующий зарядный агрегат — огромное несчастье: это отсутствие энергии для освещения, ходовых огней, электроники и, самое главное, радиотелефона. Наивная! Позже я плыла с таким же несчастьем двадцать дней и все было хорошо. Пока же я просила Гдыню-Радио сообщить на верфь и срочно передать мне ответ. Мои страхи усугублялись еще тем, что вспомогательный двигатель тоже капризничал. Это могло лишить меня последней возможности заряжать аккумуляторные батареи.
Тем временем по курсу отозвался Саль — мощный радиомаяк на островах Зеленого Мыса. Я ждала, когда спущусь ниже 20° северной широты, чтобы взять направление прямо на Барбадос.
Уже на следующий день я получила от Гдыни-Радио указания верфи насчет ремонта агрегата. Просто и по-деловому мне объяснили, что между коллектором и шлангом нужно вставить стальную трубку и замотать все асбестовой лентой и проволокой. Проволока у меня была, асбестовую ленту я отодрала от противопожарной кошмы, только трубки не оказалось. Поразмыслив, я решила открыть собственный трубопрокатный цех. Сначала примеряла банки из-под соков — при подходящем диаметре достаточно было обрезать донышки. Но все оказались велики. Тогда я стала скручивать из разрезанных банок бесформенные цилиндры. После многих неудачных проб добилась наиболее легкой для монтажа формы в виде кривой воронки. Один ее конец с меньшим диаметром всунула в шланг, второй наложила на отвод коллектора. Работа была грязной, как с любым действующим двигателем, и трудоемкой. Доступ к агрегату из-за загруженного форпика был очень затруднен. Можно было бы освободить больше места, но для демонтажа капота требовалось выгрузить все, включая плот, главный и запасной якоря и 60 метров якорного каната.
Воронку-вставку я обмотала лентой и проволокой. Ремонт был выполнен, с каким результатом и на какой срок — покажут испытания. Запустила агрегат и стала усердно нюхать. Моторчик работал, и ничего плохого не происходило. Установила требуемый зарядный ток, около часа караулила агрегат, но все было в порядке. Меня распирала гордость, я охотно сплясала бы победный танец, но мой порыв сдержала ужасная теснота. Злая, как оса, принялась перетаскивать на место парусные мешки (при этом занятии я в другом состоянии не бывала), а затем готовить сообщение для Гдыни-Радио о том, что на яхте снова все без изменения и связь может быть ежедневной в условленное время. Отремонтированный агрегат спокойно выдержал до Кристобаля, где шланг был заменен новым.
Прошла неделя плавания, заполненная этими разнообразными занятиями. Настало время взять курс на Барбадос.
Следовало ускорить бег «Мазурки» и помочь подруливающему устройству. Теоретически я знала, что наибольшую производительность оно дает в бакштаг, а для бакштага лучше всего подходят пассатные стаксели, неизвестно почему называемые иногда близнецами. Позже я убедилась, что идеальные пассатные стаксели должны быть разными, поскольку они работают неодинаково. Как ставят эти паруса, я видела раз в жизни — в исполнении моих помощников в Лас-Пальмасе. Но там нас было трое.
Я спустила и убрала паруса, которые до сих пор несла яхта. Стаксель-гики оказались очень тяжелыми и длинными — в два раза больше меня. Много времени и труда стоило передвинуть их на метр к середине яхты — из тиковых опор на палубе в жесткие упоры на мачте. Они проявляли огромное нежелание менять свое место: цеплялись за стоячий такелаж, вклинивались в леера и ванты, раскачивались вместе с яхтой и стремились столкнуть меня за борт. Затем — установка такелажа гиков и стаксель-шкотов. Многие «знатоки» яхт (а таковым считает себя почти каждый поляк) удивлялись, зачем на маленькой «Мазурке» так много лебедок, мне же все время не хватало в кокпите еще одной, только поставить ее уже было некуда.
Монтаж такелажа стаксель-гиков требовал неоднократных прогулок по трассе нос — кокпит. Следующая операция — установка гиков в рабочей позиции требовала особой расторопности. Любая задержка превращала раскачивающийся гик в таран, беспощадно бьющий в ванты и штаги. Для этой работы я также охотно наняла бы еще пару рук.
