Генри Торо - Американская повесть. Книга 1
ГЛАВА 13
Бедная Джоанна
Однажды вечером слух мой уловил загадочное упоминание миссис Тодд об острове Мусорная Куча. Вечер был холодный, с северо-восточным дождем, и я в первый раз затопила у себя в комнате франклинову печку[101] и пригласила двух моих приятельниц зайти и составить мне компанию. Погода подсказала миссис Тодд, что пора запастись каплями от кашля, и она натаскала множество темных и сухих трав из темных и сухих углов, так что теперь их едкая пыль и запахи сливались в мощный аромат колосистой мяты, который шел из кухни, из булькающего котла с отваром. Она сказала, что отвар готов, совсем готов, она нарочно оставила его постудить, и взяла свое вязание, потому что миссис Фосдик тоже вязала. Они сидели в двух качалках, маленькая женщина и большая, но время от времени я замечала, что мысли миссис Тодд возвращаются к каплям от кашля. Время собирать травы было на исходе, наступало время варить сиропы и прочие сладости.
От жары у открытого огня меня клонило в сон, но что-то сказанное миссис Тодд про остров Мусорная Куча пробудило мой интерес. Я ждала, не скажет ли она что-нибудь еще, а потом выбрала кружной путь — сказала то, что давно вертелось на языке: как мне жаль, что семейство с Зеленого острова, мать миссис Тодд и ее брат Уильям, не проводят вечер с нами.
Миссис Тодд улыбнулась и постучала по подлокотнику качалки.
— Уильям мог бы испугаться до смерти, — предостерегла она меня, и миссис Фосдик упомянула о своем намерении съездить на Зеленый остров дня на два, на три, если при таком ветре зыбь не будет слишком сильной.
— А где остров Мусорная Куча? — рискнула я спросить, улучив минутку.
— Где-то на северо-восток, милях в трех от Зеленого острова, совсем близко от берега, примерно милях в восьми отсюда. Вы там не бывали, милочка. Это место в стороне от проезжих путей, а уж высаживаться там — хуже не придумаешь.
— Ну еще бы, — согласилась миссис Фосдик, разглаживая свой черный шелковый передник, — а место очень интересное; когда там побываешь, так и тянет туда снова. У индейцев оно считалось священным. Там и теперь, если поискать, можно найти их каменные орудия. И есть прекрасный родник. Из стариков кое-кто побаивается этого острова. Да, я помню время, когда про него рассказывали всякие диковинные истории. Кто говорил, что у индейцев остров этот считался волшебным и жил там один старый вождь, который повелевал ветрами. А кто вспоминал старинное поверье, будто индейцы спустились там некогда с гор и оставили пленника. Без лодки, а плыть оттуда на Черный остров слишком далеко. Вот он там и жил, пока не умер.
— Я слышала, что он и после смерти бродил по острову, — мрачно вставила миссис Тодд, — и кто поглазастее, встречал его там иногда, по виду сущий призрак, похожий на тех, около Северного полюса, о которых капитан Литлпейдж рассказывает. Так или иначе, индейцы на острове были, и сейчас еще там можно увидеть кучи мусора, по которым остров назвали, к тому же я слыхала, что тамошние индейцы были людоедами, но в это я никогда не верила. На побережье Мэна никогда не было людоедов. Здесь люди мирные.
— Да, это верно! — воскликнула миссис Фосдик. — Вы бы посмотрели, каких я в молодости накрашенных дикарей видела на островах Семи морей! Вот когда интересно было путешествовать — в прежние китобойные времена!
— Китобойный рейс, вероятно, был скучен для леди, — возразила миссис Тодд. — В многолюдные порты не заглядывали, смешанных грузов не перевозили. Для себя я никогда не мечтала о китобойном рейсе.
— Я, когда возвращалась, чувствовала себя, как будто отстала от века. Но интересно было очень, и мы всегда хорошо наживались за время рейса, и когда попадали на берег, становились богачами. Я любила разнообразие. Подумать только, как времена изменились, как мало осталось моряцких семей! Сколько диковинных людей тут жило, Олмайра, когда мы были молодые. А теперь все стали, как все, не над кем посмеяться, не о ком поплакать!
Мне казалось, что в районе Деннет-Лендинга еще остались самобытные характеры, но перебивать не хотелось.
— Да, — продолжала миссис Тодд, немного поразмыслив, — в прежнее время на побережье Деннет-Лендинга жило много любопытных образчиков человеческой природы. Тогда у людей было больше энергии, и у многих энергия принимала странные формы. Нынче молодые все подражают другим, обезьянничают, до смерти боятся, как бы чем не выделиться, старики — те молятся о возможности как-то отличиться.
— Сколько лет я не слышала этого словечка «обезьянничать», — засмеялась миссис Фосдик. — Так моя бабушка любила говорить. Нет, я не о таких думаю, а о тех странных созданиях, которые бродили по округе. Теперь их не видно, как и тех, что сидели взаперти с какой-нибудь странной фантазией.
Я опять подумала про капитана Литлпейджа, но мои собеседницы больше не вспомнили о нем, а на Зеленом острове жил братец Уильям, которого мы все три знали.
— Я недавно вспомнила про бедную Джоанну, — неожиданно сказала миссис Фосдик, — до этого я очень давно о ней не думала. Мы с миссис Брейтон сидели как-то вместе и шили, и вдруг она мне на ум пришла. Вот была необычная женщина, правда? Раз уж о ней заговорили, — и она повернулась ко мне, чтобы разъяснить, о чем речь, — была такая не то монахиня, не то отшельница, которая годами жила одна на острове Мусорная Куча. Мисс Джоанна Тодд ее звали, родственница покойного мужа миссис Тодд.
Я выказала интерес и увидала, что на нее внезапно нахлынули теплые чувства и несомненное желание скрыть их.
— И думать не хочу, что над Джоанной станут смеяться, — сказала она тревожно.
— Я и не собираюсь, — успокоила ее миссис Фосдик. — Неудача в любви — вот с чего все началось, но когда вспоминаешь, сразу ясно становится, что она с самого начала была обречена впасть в меланхолию. Она ушла от мира раз и навсегда, хотя женщина была состоятельная, а хотелось ей просто уйти от людей. Она решила, что ни с кем вместе жить не может и хочет быть свободной. Остров Мусорная Куча достался ей от отца, и сначала люди узнали, что она уехала туда жить и велела передать, что никто ей не нужен. Если только ветер и прилив бушевали, высадиться там было почти невозможно.
— А в какое время года это случилось? — спросила я.
— В самом конце лета, — ответила миссис Фосдик. — Нет, я никогда не смеялась над Джоанной, как некоторые. Она день и ночь только и думала, что об этом молодом человеке, и они должны были через месяц пожениться, а тут его околдовала одна девица, что жила у дальнего края бухты, и он женился на ней и уехал в Массачусетс. Говорили о нем плохо, некоторые считали, что он поначалу просто польстился на деньги Джоанны; но она-то отдала ему сердце, да и не так уж была молода. Вся ее надежда была на замужество, и чтобы был свой дом и было о ком заботиться. Она повела себя как птица, у которой гнездо разорили. В тот день, когда она узнала страшную новость, она была в неистовом горе, но на следующий день успокоилась, затихла, и взяла лошадь с фургоном, и уехала за четырнадцать миль к юристу, и подписала бумагу, передающую половину фермы ее брату. Она так сама себя наказала, потому что больше всего ей тогда хотелось повидать Эдварда.