Сесил Скотт Форестер - Мичман Хорнблоуэр. Лейтенант Хорнблоуэр
— Мы не можем отправить вас в госпиталь сегодня, — сказал Хорнблауэр. — Лучше вам эту ночь поспать в своей койке. Позвольте мне отвести вас туда.
Это было очень здорово. Буш двумя руками обхватил Хорнблауэра за плечи и пошел, волоча ноги. Неважно, что ноги не слушались, ведь у него была поддержка. Хорнблауэр — лучший человек в мире, что Буш и объявил, исполнив «Горацио — парень, что надо», нетвердой походкой идя по коридору. Хорнблауэр опустил его в качающуюся койку и широко улыбнулся. Бушу пришлось уцепиться за края койки: он немного удивился, что судно, стоящее на якоре, так сильно качает.
XVII
Так Хорнблауэр оставил «Славу». Он получил вожделенное повышение, и теперь у него было много дел: надо было подготовить «Возмездие» к плаванию и организовать небольшую, только что набранную команду. Буш иногда видел его и смог уже на трезвую голову поздравить с эполетом. Эполет на левом плече был отличительным признаком капитан-лейтенанта, одного из тех счастливцев, для кого боцманматы свистят в дудки, когда он поднимается на борт, и кто может с надеждой глядеть в будущее, ожидая назначения капитаном. Буш называл его «сэр», и даже в первый раз это не показалось ему неестественным.
За последние несколько недель Буш узнал много такого, чего не замечал за все годы своей службы. Эти годы прошли в море, среди морских опасностей, среди постоянно меняющихся ветра и погоды, больших глубин и мелей. Он служил на линейных кораблях, где на неделю в море приходилось лишь несколько минут боя, и постепенно утвердился в мысли, что главное требование к флотскому офицеру — опыт практического судовождения. Разбираться в бесчисленных деталях управления судном, не только уметь вести его под парусами, но и знать все мелкие, однако важные хитрости, касательно тросов и канатов, помп и солонины, сухой гнили и Свода Законов Военного Времени — вот и все, что нужно. Но теперь он узнал, что не менее важны и другие качества: смелая и в то же время осторожная инициатива, мужество не только телесное, но и душевное; тактичное умение заставить и начальство, и подчиненных делать, что считаешь нужным, изобретательность и сообразительность. Военный флот должен воевать, и командовать им должны воины.
И хотя осознание всего этого примирило Буша с возвышением Хорнблауэра, по иронии судьбы он немедленно погрузился с головой в мелкие дела самого низменного свойства. Он вступил в борьбу с миром насекомых: пленные испанцы за шесть дней пребывания на борту заразили судно всевозможными паразитами. Блохи, вши и клопы расплодились повсюду; на деревянном судне, набитом людьми, да к тому же в тропиках, они благоденствовали. Пришлось обрить головы и прожарить койки. В отчаянной попытке одолеть клопов заново красили древесину — и каждый раз безуспешно — через два дня клопы появлялись вновь. Даже тараканы и крысы, всегда обитавшие на судне, казалось, размножились и стали вездесущими.
По несчастному стечению обстоятельств пик его озлобления совпал с выплатой призовых денег за захваченные в Самане суда. Сто фунтов, которые надо потратить, двухдневный отпуск, предоставленный ему Когсхилом, и Хорнблауэр свободен в это же самое время. Эти два безумных дня Хорнблауэр с Бушем посвятили тому, чтобы потратить по сто фунтов на сомнительные удовольствия Кингстона. Два диких дня и две диких ночи, после которых Буш вернулся на «Славу» помятый и шатающийся, мечтая поскорее оказаться в море и прийти в себя. А когда он вернулся из первого плавания под командованием Когсхила, Хорнблауэр пришел попрощаться.
— Я отплываю завтра утром с береговым бризом, — сказал он.
— Куда, сэр?
— В Англию, — сказал Хорнблауэр.
Буш присвистнул. Некоторые в эскадре не видели Англии лет по десять.
— Я вернусь, — сказал Хорнблауэр. — Конвой в Даунс. Депеши Адмиралтейскому совету. Забрать ответ и проследовать назад. Обычный тур.
Действительно, это был обычный тур для военного шлюпа. «Возмездие» с его восемнадцатью пушками и дисциплинированной командой могло сразиться почти с любым капером, при своей скорости и маневренности оно могло охранять торговые суда лучше, чем линейный корабль или даже фрегаты, сопровождавшие более крупные конвои.
— Ваше назначение будет утверждено, сэр, — сказал Буш, кидая взгляд на Хорнблауэров эполет.
— Надеюсь, что так, — сказал Хорнблауэр.
Утвердить пожалованное главнокомандующим назначение было чистой формальностью.
— Если только они не заключат мир, — заметил Хорнблауэр.
— Это исключено, сэр, — сказал Буш.
Судя по ухмылке Хорнблауэра, он тоже не верил в возможность мира, хотя доставленные из Англии двухмесячной давности газеты и намекали туманно на какие-то намечающиеся будто бы переговоры. Пока Бонапарт, неумный, честолюбивый и неразборчивый в средствах стоит у власти, пока ни один из спорных вопросов между двумя странами не разрешен, никто из военных не поверит, что переговоры могут привести даже к перемирию, не то что к постоянному миру.
— Удачи в любом случае, сэр, — сказал Буш, и эти слова не были простой формальностью.
Они пожали руки и расстались. О чувствах Буша к Хорнблауэру говорит то, что ранним серым утром следующего дня он выкатился из койки и поднялся на палубу посмотреть, как «Возмездие», похожее под своими марселями на призрак, с лотовым на русленях обогнуло мыс, подгоняемое береговым бризом.
Буш проводил корабль взглядом: жизнь на флоте несет с собой много разлук. Сейчас нужно было воевать с клопами.
Одиннадцать недель спустя эскадра лавировала против пассата в проливе Мона. Ламберт привел ее сюда с двоякой целью, которую преследует любой адмирал — тренировать корабли и охранять важный конвой на одном из самых опасных отрезков его путешествия. Холмы Санто-Доминго были скрыты сейчас за горизонтом к западу, но столовая возвышенность Моны виднелась впереди. С такого расстояния она казалась скучной и однообразной. С правого борта видна была маленькая сестренка Моны, Монита, обнаруживающая сильное семейное сходство.
Дозорный фрегат, шедший впереди, подал сигнал.
— Вы слишком медлительны, мистер Трюскот, — заорал Буш на сигнального мичмана. С ними иначе нельзя.
— «Вижу парус на норд-осте», — прочел сигнальный мичман, держа у глаза подзорную трубу.
Это могло означать что угодно — от авангарда французской эскадры, вырвавшейся из Бреста, до торгового судна.
Сигнал пошел вниз и тут же появился новый.
— «Вижу дружественный парус на норд-осте», — прочитал Трюскот.
