Джеймс Купер - «Морская волшебница», или Бороздящий Океаны
Плоту предстояло вынести целую тонну груза, но мачта была сделана из легкого дерева, а потому, освобожденная от всего лишнего, могла хоть на время послужить плавучим убежищем для людей, спасшихся с горящего крейсера.
— Обрубить штаг! — крикнул Ладлоу, невольно вздрогнув, когда внутри крейсера один за другим грянуло несколько выстрелов, а затем раздался такой сильный взрыв, что пылающие головни взлетели высоко к небу. — Живей, оттолкнитесь от крейсера! Ради всего, что вам дорого, подальше от борта!
— Стойте! — воскликнул Бурун в отчаянии. — Мой храбрый, верный…
— Он здесь, — спокойно отозвался Бороздящий Океаны, появляясь на выбленкахnote 191 грот-ванты, которая еще не была охвачена огнем. — Рубите штаг! Я остался, чтобы получше обрасопить крюйс-марселя.
Покончив с этим делом, отважный контрабандист помедлил немного у борта, с сожалением глядя на охваченное пламенем судно.
— Прощай, прекрасный корабль! — сказал он громко, чтобы его слышали все, и прыгнул в воду. — Последний выстрел слышен был уже из кают-компании, — добавил неустрашимый моряк, взбираясь на плот, и, тряхнув мокрыми волосами, уселся на самом конце мачты. — Только бы ветер не упал, покуда крейсер не отойдет подальше!
Предосторожность контрабандиста, обрасопившего реи, оказалась далеко не лишней. Плот был неподвижен, но марселя «Кокетки» наполнились ветром, и пылающий корабль, отделившись от плота, начал потихоньку удаляться, хотя качающиеся полусгоревшие мачты вот-вот грозили рухнуть.
Никогда еще секунды не тянулись так мучительно долго, как теперь. Контрабандист и Ладлоу, затаив дыхание, безмолвно следили за медленными движениями судна. Мало-помалу оно уплывало все дальше, и минут через десять моряки, которые, сделав все от них зависящее, были охвачены мучительным беспокойством, наконец вздохнули свободнее. Горящий крейсер по-прежнему был угрожающе близко от них, но гибель от взрыва уже не казалась неизбежной. Языки огня лизали мачты, и паруса стали вспыхивать один за другим, ярко пылая на ветру и озаряя небо грозным заревом.
Но корму крейсера огонь все еще щадил. Мертвый штурман сидел, опершись спиной о бизань-мачту, и его суровое лицо было ясно видно при свете пожара. Ладлоу с грустью глядел на старого моряка и, вспоминая, как они вместе плавали, как делили пополам горе и радость, даже забыл на миг о своем гибнущем крейсере. Грянул пушечный выстрел, из жерла вырвалось пламя, сверкнув у самых их лиц, и над плотом со зловещим свистом пронеслось ядро, но Ладлоу словно не замечал этого.
— Крепче держите ларь! — понизив голос, сказал контрабандист, делая морякам знак позаботиться о женщинах, и сам изо всех своих могучих сил уперся плечом в ящик. — Держите крепче и будьте наготове!
Ладлоу повиновался, но глаза его по-прежнему были устремлены на корму крейсера. Он видел, как яркое пламя охватило зарядный ящик, и ему показалось, что это погребальный костер юного Дюмона, чьей участи он в эту минуту готов был позавидовать. Потом он снова взглянул на суровое лицо Триселя. Порой ему казалось, что губы мертвого штурмана шевелятся; он так живо вообразил это, что несколько раз подавался вперед, напряженно прислушиваясь. Вот ему почудилось, что штурман встал и простер вверх руки. В воздух взметнулись искры, а море и небо слились воедино, охваченные ослепительно ярким багряным заревом. Несмотря на всю предусмотрительность контрабандиста, ящик сдвинулся с места, и те, кто его держал, чуть не упали в воду.
Глухой, тяжелый взрыв вырвался словно из самой груди моря, и, хотя он показался не таким оглушительным, как только что пушечный выстрел, его слышали на самых дальних мысах Делавэра. Тело Триселя взлетело вверх саженей на пятьдесят вместе с высоким столбом пламени, описало в воздухе короткую дугу и, полетев к плоту, упало в воду так близко, что капитан мог бы дотянуться до него рукой. Вслед за ним в море с громким плеском упала пушка, тоже подброшенная могучим взрывом, а тяжелый рей, обрушившись на плот, смел с него четверых младших офицеров, как сметает ураган сухие листья. В довершение этой страшной и величественной сцены гибели королевского крейсера одна из пушек уже в воздухе изрыгнула пламя и дым.
Сверху дождем посыпались горящие снасти, куски дерева, пылающие клочья парусов и раскаленное ядро. Потом вода забурлила, и океан поглотил жалкие останки крейсера, который так долго был красой и гордостью американских морей. Яркое зарево исчезло, и густой мрак, какой наступает после вспышки молнии, окутал океан.
Глава XXXIII
Прошу, прочтите.
Ш е к с п и р. Цимбелин— Вот и все! — сказал Бороздящий Океаны, выпрямляясь, бледный после огромного напряжения сил, которое потребовалось, чтобы удержать ларь, и медленно прошел по мачте к тому месту, откуда были сброшены в воду четверо офицеров крейсера. — Вот и все! Те из нас, кому суждено было покончить счеты с жизнью, встретили свою роковую судьбу при таких обстоятельствах, какие бывают только на пути моряка; а те, кто уцелел, должны призвать на помощь всю свою решимость и морскую сноровку. Я не отчаиваюсь, капитан Ладлоу. Взгляните, повелительница бригантины по-прежнему улыбается своим слугам!
Ладлоу, который последовал за бесстрашным контрабандистом к концу мачты, где упал рей, повернулся и поглядел в ту сторону, куда тот указывал. В сотне футов от плота он увидел таинственный лик морской волшебницы, которая, покачиваясь на волнах, смотрела на него со своей обычной зловещей улыбкой. С этим изображением своей повелительницы контрабандисты поднялись на борт «Кокетки», и знаменосец, прежде чем броситься в гущу боя, воткнул древко со стальным наконечником, на котором был укреплен фонарь, в палубу. Во время пожара это знамя не раз попадалось на глаза Ладлоу, а теперь оно снова плыло мимо него, и пренебрежение молодого капитана к глупым матросским предрассудкам уже готово было поколебаться. Пока он молчал, не зная, что ответить контрабандисту, тот бросился в воду и поплыл к фонарю. Вскоре он уже снова был около плота, высоко держа в руке знамя своей бригантины. Ни один человек, какой бы духовной твердостью он ни обладал, не в силах противостоять порой невольным порывам, которые заставляют нас верить в тайное вмешательство добрых или злых сил в нашу судьбу. Голос контрабандиста звучал бодрее, а шаги были увереннее и тверже, когда он, пройдя по плоту, воткнул стальной наконечник в марса-рей.
— Мужайтесь! — весело воскликнул он. — Пока этот светильник горит, моя звезда не закатится! Мужайтесь, леди с берега, — перед вами леди с океана, которая по-прежнему милостиво взирает на своих друзей! Да, мы далеко от земли, нас несет утлый плот, но упорный моряк и на нем доплывет до берега. Что же ты молчишь, храбрый мастер Бурун, — ведь этот добрый знак должен вернуть тебе бодрость и отвагу!