Жюль Верн - Путешествия и приключения капитана Гаттераса

Итак, остров действительно лежал у Северного полюса, и 90-й градус северной широты, отстоявший от их пещеры всего на сорок пять секунд, или на три четверти мили, проходил через вершину вулкана.

Узнав результаты наблюдения, Гаттерас потребовал, чтобы они были занесены в протокол, он будет написан в двух экземплярах, один из которых оставят в возведенном на берегу туре.

Доктор вооружился пером и составил следующий документ, один экземпляр которого в настоящее время хранится в архиве Королевского географического общества в Лондоне.

«11 сего июля 1861 года капитан Гаттерас, командир судна «Вперед» из Ливерпуля, открыл остров Королевы у Северного полюса, под 89°59′ 15'' северной широты. Настоящий документ подписан капитаном Гаттерасом и его товарищами.

Нашедшего этот документ просят доставить его в адмиралтейство.

Подписали:

– А теперь, друзья мои, – за стол! – весело провозгласил доктор.

Нечего и говорить, что, для того чтобы сесть за стол, надо было опуститься на землю.

– Кто не отдал бы, – сказал доктор, – все обеды и все столовые в мире за обед под восемьюдесятью девятью градусами, пятьюдесятью девятью минутами и пятнадцатью секундами северной широты!

Путешественники только и думали, что о своем настоящем положении, у них не выходил из головы Северный полюс. Опасности, перенесенные для его достижения, невзгоды, с которыми придется бороться на обратном пути, – все было забыто в упоении неслыханным успехом. Осуществилось то, чего не могли совершить ни древние, ни новейшие народы, ни европейцы, ни американцы, ни азиаты!

Поэтому товарищи доктора внимательно слушали его, когда он стал делиться с ними своими познаниями, сообщая им сведения о Северном полюсе.

Клоубонни с искренним восторгом предложил первый тост в честь капитана.

– За здоровье Джона Гаттераса! – воскликнул он.

– За здоровье Джона Гаттераса! – хором повторили товарищи.

– За Северный полюс! – ответил капитан с необычайным возбуждением, которое так не вязалось с его обычной холодностью и сдержанностью.

Чокнулись кружками, и за тостами последовали горячие рукопожатия.

– Итак, – заявил доктор, – совершилось самое замечательное открытие нашей эпохи! Кто бы мог подумать, что Северный полюс будет исследован раньше некоторых областей Центральной Африки или Австралии? Гаттерас, вы стали выше всех Стенли, Ливингстонов, Бертонов и Бартов! Честь вам и слава!

– Вы правы, доктор, – сказал Алтамонт. – Принимая во внимание все трудности такого предприятия, можно было думать, что Северный полюс будет открыт в последнюю очередь. Если бы какое-нибудь правительство захотело во что бы то ни стало исследовать Центральную Африку – это ему, несомненно, удалось бы при известных жертвах деньгами и людьми. Но когда направляешься к Северному полюсу, разве можно быть уверенным в успехе? Ведь всегда можно ожидать непреодолимых препятствий.

– Какие там непреодолимые препятствия! – горячо воскликнул Гаттерас. – Непреодолимых препятствий не существует. Человеческая воля одолеет все на свете!

– Как бы там ни было, мы находимся у полюса, а это главное, – заявил Джонсон. – Скажете ли вы наконец, доктор, что особенного представляет Северный полюс?

– Прежде всего то, дорогой Джонсон, что только эта точка земного шара остается неподвижной, между тем как все другие вращаются с большей или меньшей скоростью.

– Однако я не замечаю, – ответил Джонсон, – чтобы мы были здесь более неподвижными, чем в Ливерпуле.

– Как в Ливерпуле, так и здесь вы не замечаете движения Земли, потому что движетесь или остаетесь в покое вместе с ней. Но все же факт не подлежит сомнению. Земля совершает в двадцать четыре часа полный оборот вокруг своей оси, концы которой проходят через Северный и Южный полюсы. Таким образом, мы находимся на одном конце этой неподвижной оси.

– Значит, в то время как наши земляки быстро вращаются, мы спокойно остаемся на месте? – спросил Бэлл.

– Почти на месте, потому что мы не находимся на самом полюсе.

– Вы правы, доктор, – покачав головой, серьезно проговорил Гаттерас. – До полюса остается еще сорок пять секунд!

– Это такая малость, – сказал Алтамонт, – что мы можем считать себя в состоянии неподвижности.

– Да, – сказал Клоубонни, – а между тем обитатели любой точки экватора делают триста девяносто шесть лье в час.

– И при этом ничуть не устают! – в удивлении воскликнул Бэлл.

– Совершенно верно, – ответил доктор.

– Однако, – продолжал Джонсон. – Земля вращается не только вокруг своей оси, но и вокруг Солнца?

– Да, за год Земля, двигаясь поступательно, совершает оборот вокруг Солнца.

– А что, это движение Земли быстрее, чем вращение вокруг оси? – спросил Бэлл.

– Неизмеримо быстрее! Хотя мы и находимся у полюса, поступательное движение увлекает нас, как и всех остальных обитателей Земли. Таким образом, наша предполагаемая неподвижность не более как химера. Мы неподвижны относительно других точек земного шара, но не относительно Солнца.

– А я-то думал, что нахожусь в полной неподвижности! – с комической досадой воскликнул Бэлл. – Попал пальцем в небо. Положительно, в этом мире нигде не найдешь ни минуты покоя.

– Твоя правда, Бэлл, – сказал Джонсон. – Не скажете ли, доктор, какова скорость этого поступательного движения?

– Она очень велика, – ответил доктор. – Земля движется вокруг Солнца в семьдесят шесть раз быстрее двадцатичетырехфунтового ядра, которое пролетает сто девяносто пять туазов в секунду. Следовательно, она движется со скоростью семи и шести десятых лье в секунду. Как видите, это куда быстрее, чем вращение любой точки экватора.

– Черт возьми! – воскликнул Бэлл. – Прямо не верится, доктор! Больше семи лье в секунду! Неужели Господь Бог не мог сделать так, чтобы мы оставались неподвижными?!

– Будет вам, Бэлл! – сказал Алтамонт. – Вы сами не знаете, что говорите. Ведь в таком случае не было бы ни дня, ни ночи, ни лета, ни весны, ни осени, ни зимы.

– Не говоря уже о других еще более ужасных последствиях, – добавил Клоубонни.

– Каких же именно? – спросил Джонсон.

– Да мы упали бы на Солнце.

– На Солнце? – переспросил в изумлении Бэлл.

– Без сомнения. Если бы Земля вдруг остановилась, она упала бы на Солнце, правда через шестьдесят четыре с половиной дня.