Владимир Коваленко - Боевые паруса. На абордаж!
– Почему?
– Потому, что вам положен столик вообще без этажей. Как простому дворянину, без титулов. А тут… Четыре уровня. Минимум граф! А почему не восемь?
– А что восемь?
– Восемь имеет право выставить разве король. Не веришь – сходи в собор, глянь на фреску, где Иродиада пляшет. Так вот – у царя Ирода за спиной как раз восьмерной поставец. Говорят, оттого наш великий король семерной содержит. Чтоб не уподобляться.
Гаспар хмыкнул.
– Ладно. Сделаю несколько низеньких. Надо же куда-то посуду ставить? Еще что-то?
– Все.
– Годится такое, чтоб детей воспитывать?
Диего склонил голову набок.
– Это вам не меня – свою жену надо спрашивать. Которой у вас пока и нет. Хотя… Ребенком я был сравнительно недавно. Кое-что и помню. А потому повторю: завалы разберите. Детям, особенно мальчикам, бегать нравится. Да и девочкам тоже. Некоторым, по крайней мере… Но, в любом случае, это вопрос не ко мне, а к той, которая этих детей будет рожать.
Гаспар кивнул. Он собирался как следует расспросить Диего о паре девиц, что недавно встретились ему – сперва на рынке, потом в соборе. Хотелось подробностей, а младшего алькальда, по слухам, то и дело видят в окрестных кварталах с виолой наперевес. Значит, должен что-то знать. В любом случае, разговор о женах и невестах он завел первым.
– Дон Дьего, я нуждаюсь в совете. Дом у меня, как видите, уже есть. Но дом без хозяйки и детей пуст…
– Согласен, но при чем тут я? Я не сваха. Скорей, наоборот: на прошлой неделе ловил двоеженца.
– И как, поймал?
– Точно. А потом отпустил. Выяснилось, что подозреваемый давал даме, почитавшей его мужем, лишь обязательство жениться со временем. Имея в виду – когда и если овдовеет. Недоразумение! Зато пришлось поработать перышком: что-то указанная дама перестала доверять свидетелям. Захотела договор, заверенный алькальдом. Ну, еще этот тип обязался признать всех ее детишек. В общем – мировая.
– Занятно. Интересно люди устраиваются. Но у меня-то пока ни одной жены не имеется!
– А нужна?
– Эх, дон Дьего, это в вашем возрасте «свобода» звучит заманчиво. А в моем… Мы ведь не вечны, поневоле начинаешь думать, кому оставишь все то, чего достиг. Деньги, имя. Лучший вариант – сын.
Диего хмыкнул.
– Дочь тоже неплохо, – сообщил задумчиво, – хотя, по мне, – лучше несколько детей. Мальчиков, девочек… Уж кто получится.
– О, да тебя тоже посещают мысли о семейной жизни!
– Ну, я с детства обручен. Заведу практику, и жену мне попросту привезут.
– Старая семейная политика? Мои дети тоже получат такую привилегию! Вот я – в городе чужак, после стольких-то лет. Родители невест будут выжидать. А у меня не так уж много времени. Я, видишь ли, хочу повидать внуков.
Диего вежливо рассматривает обивку стен. Гладит ткань рукой. Такую он и на мантию пустил бы с удовольствием. У него в комнате на территории Университета – обычный крашеный камень. Вечно завешенное окно-бойница, окованная железом дверь корабельного дуба – а еще доверенный хозяин, не забывший, что его род – исконные вассалы… ну, не важно, чьи. Любого незваного гостя спровадит разум непреклонно и вежливо. Поэтам, скажет, нужна тишина… Диего, и верно, кропает стихи – и приплачивает мускулистому светилу теологии как раз достаточно, чтобы страж снимал каморку напротив.
Гаспар что-то рассказывает про собор, пару девушек, одна из которых свалилась ему на рынке под ноги. Явно нарочно. И на квартал, где живет, намекнула.
– А ведь вы, слуги говорят, по тому кварталу изволите ночами хаживать. Вне службы.
Диего кивнул. Севилья такой город, да. Тысячи глаз… Но каждый увидит то, что хочет увидеть.
– Скажи мне – они действительно тамошние обитательницы? Не въехавшие недавно мошенницы, а порядочные девицы? Может, у их семей и вес какой в городе есть?
– Есть, – Диего обозначил пожатие плечами. – Конечно, их я знаю, хотя и не представлен. Та, что высокая, дочь моего начальника, старшего алькальда над портом, дона Хорхе де Теруана. Вторая – Ана де Рибера. Тоже донья. Обе девочки домашние, но в разном роде. Могу еще сказать, что Ана довольно симпатичная – временами у окошка сиживает. Руфину без мантильи видали, верно, лишь отец с матерью. Она у них одна, в детстве много болела – теперь берегут в четыре глаза.
– Значит, дочь старшего алькальда? – потер руки Гаспар. – Да единственная… Интересная партия. Старших-то на всю Севилью восемь. Я же хочу, чтобы мои дети заняли достойное положение, а у дона Хорхе иных внуков, кроме моих, не будет. Кто-то из них займет место деда. Уже хорошо!
Перед перуанцем маревом стоят перспективы, и кислому выражению лица друга особого внимания он не уделяет. Слова, правда, слышит.
– Может, и не займет. Должность дона Хорхе выборная, не наследуемая.
– С его связями и моими деньгами? Диего, видно, что ты еще мало пожил на свете. Место будет наше! – Гаспар начал бегать между комнатами, наткнулся на низкий шкаф. – Кстати, ты прав, мебели многовато, нужно больше простора. Нет, донья Ана, конечно, миленькая, но чего стоит смазливое личико на фоне таких перспектив? Я уже вижу маленьких донов де Нуньес-и-Теруан.
– Не будет таких.
– Это еще почему?
– Ну, даже если вы на ней женитесь…
– Женюсь, и никаких если! – И кулаком по застонавшему столику. Аж мрамор столешницы трещинами пошел… Нет, показалось, он от природы с прожилками.
Диего словно не заметил, что его пытались перебить.
– …то дети единственной наследницы будут именоваться только ее именем. Словно вас и на свете не было, а благородная северянка зачала беспорочно.
– Не позволю!
– Тогда и не женитесь. Простите, Гаспар, но вам и так придется валяться в ногах, умоляя выдать за ваши чернявые залысины и короткую шею чистую кровь. Руфина не просто донья. Она астурийка! Вы в ее глазах кусок грязи. Новохристианин. Почти мориск.
– Как ты смеешь!
Диего словно не заметил вульгарного «ты». Зато куда-то исчезли все жесты, пусть скупые и незаконченные. Осыпались шелухой, как и часть окончаний. Перед Гаспаром стоял астуриец, словно и не окатанный Севильей!
– Я режу правду. Иначе вы, южане, не понимаете. В Астурии люди зовут себя истинными христианами. Выслужили привилегию в нескольких столетиях резни, отбиваясь десятками от тысяч. Не забудут, на золото не поменяют. Женишься на Руфине? Допустим. Вам придется кланяться такой жене и называть ее в постели полным титулом. Ваши деньги она будет принимать, словно грязь. Вас…
Лицо перуанца налилось пурпуром. Как бы удар не хватил… а северянин продолжает:
– Когда прогонит, словно пса. Когда пустит под бочок. Украдкой. Морщась от отвращения. Всю жизнь будет попрекать: мол, осквернил ее северную чистоту. Ну как?
