Луи Жаколио - Грабители морей

Дон Рамон рассказывал:

— Однажды вечером, возвращаясь из клуба, мой отец подвергся нападению убийц и был смертельно ранен. Он умер, завещав мне отомстить своим убийцам… Но вы, вероятно, удивляетесь, какую может это иметь связь с моим приходом к вам. Поэтому прежде всего позвольте показать вам эту бумагу. Она

— неограниченный кредитив, выданный мне на вашу фирму торговым домом Мартинес и Перейра.

— Бумага в порядке, и мы можем кредитовать вас на двадцать пять миллионов франков, — отвечал мистер Самуил, взглянув на документ.

— О, мне так много не понадобится… Теперь позвольте перейти к делу. Я слышал, что вы решительно отказались взять на себя постройку корабля «Дядя Магнус», два раза подвергшегося катастрофе.

— Совершенно верно, сэр.

— Могу я узнать причины?

— Они очень просты: мы не желаем подрывать репутацию нашей фирмы, так как ничем не гарантированы, что покушение не повторится.

— А если вам дадут гарантии, что покушений больше не будет?

— Кто же мне эти гарантии даст?

— Да хоть бы я.

— Вы?.. И это не шутка?

— Нисколько. Это я уничтожил оба раза корабль. В третий раз я дам ему достроиться, если будут соблюдены известные условия, которые я поставлю.

— Какие же эти условия?

— Я желаю, чтобы в носовой части корабля была устроена двойная стена и в ней потайная комната, но при этом, чтобы при постукивании казалось, будто стена глухая. Вход в нишу должен быть устроен снаружи под бугшпритом через люк, открывающийся посредством потайной пружины. От ниши до порохового погреба должен быть протянут фитиль, натертый серою и просмоленный для предохранения от сырости.

— Понимаю. Вы все-таки хотите уничтожить корабль, но только посредством взрыва и тогда, когда вам это покажется удобным.

— Да, вы угадали. Я хочу уничтожить его в открытом море. Никто из тех, кто поплывет на нем, не спасется.

— Не исключая и вас, так как вы тоже будете на нем. О, какое самопожертвование и ради чего? Ради мести убийцам вашего отца!

— Кто вам сказал, что я не рассчитываю спастись? Напротив, я имею в виду броситься в море и доплыть до моей шхуны, которая будет следовать за «Дядей Магнусом» на недалеком расстоянии.

— Ваша шхуна называется «Красный Глаз»?

— Откуда вы знаете?

— О, ведь мы получаем сведения о каждом приходящем корабле. Того требуют дела фирмы… Итак, сэр, вы рассчитывали на наше содействие?

— Вполне, мистер Бартон. Вас мне специально рекомендовали мои друзья Мартинес и Перейра, которым вы строите превосходные корабли… Эти корабли отличаются замечательной способностью — благополучно выходить из гавани, но затем дальше морского дна никуда не приходить…

— Дон Алонсо Мартинес умный человек.

— Очень умный, действительно.

— В таком случае, — сказал мистер Бартон, кусая себе губы, — мы с вами без труда сговоримся, если вы одной школы с ним.

— То есть, как же?

— Алонсо Мартинес никогда с нами не спорит о цене.

— Я готов следовать его примеру.

— Очень хорошо. Я вижу, что он сказал о вас правду.

— Кто? О ком вы говорите?

— Да все о нем же, об Алонсо Мартинесе… Неужели вы думаете, дон Рамон, что, открывая такой широкий кредит, люди не сообщают в то же время самых подробных справок о том лице, которому этот кредит открывается?

— Стало быть, вы уже знали…

— Знал не только о том, что ваш отец, убитый врагами, никогда не существовал, но и о том, что вы отлично умеете гримироваться мулатом… Впрочем, мне нет никакого дела до того, где вы родились: в Гаване или в Японии… Перейдем к сути дела. Моя цена, дон Рамон, такая: миллион за потайную нишу и миллион за пороховой фитиль.

— Два миллиона — это, я нахожу, недорого.

— К этим двум вам придется прибавить еще миллиончик.

— Помилуйте! Это за что же?

— А за совесть, дон Рамон, за нашу совесть! — пискнул еврей. — Разве вы нашу совесть не цените ни во что?

Надод — это был он — не стал спорить и тут же написал расписку в получении трех миллионов по кредитиву, а полгода спустя «Дядя Магнус» вышел в море, увозя в потайной нише злейшего врага Биорнов, решившегося их погубить…

Красноглазый спасся лишь чудом от всеобщего избиения «Грабителей» на Безымянном острове. Он лежал рядом с Пеггамом и Коллингвудом, и его сочли мертвым; весь покрытый ранами, он выздоровел только благодаря удивительной крепости организма. Вернувшись в Лондон, он собрал немногих уцелевших членов товарищества и поделил с ними все оставшееся имущество «Грабителей», взяв, конечно, себе львиную долю. В доме Пеггама на острове он нашел двадцать пять миллионов банковскими билетами и присвоил их себе. С таким огромным состоянием он, разумеется, становился человеком очень заметным. Понимая, что рано или поздно герцог Норрландский узнает о его существовании и ни в каком случае не даст ему спокойно наслаждаться жизнью, Надод решил сам идти навстречу врагу. Для этого он удалился в Гавану, превратил себя в мулата и начал устраивать разные козни…

Мы уже видели, в чем они заключались и как в результате их Красноглазый очутился на борту «Дяди Магнуса». Тут он принялся дразнить герцога, подбрасывая ему угрожающие записки. Когда герцог выстрелил в него ночью, он не был ранен, но от испуга упал в воду и лишь с большим трудом поднялся на борт. После этого случая злодей стал осторожнее, и норрландцы, несмотря на всю свою бдительность, не могли его подстеречь.

Угрозу свою — сжечь корабль через неделю — Надод решил не приводить пока в исполнение. Зная, что после того, как предсказание окажется неисполненным, норрландцы перестанут остерегаться, он решил исполнить свой гнусный замысел лишь тогда, когда «Дядя Магнус» выйдет из Исландии и расстанется с «Леонорой».

Ночь накануне того дня, когда должен был последовать взрыв, миновала благополучно. Для Надода наступал период бездействия, зато герцог Фредерик и его брат решились действовать…

V

На совете, состоявшемся накануне, было решено всем перебраться на «Леонору» и дать пройти роковому дню. Все паруса убрали, кроме легкого фока, и оба корабля легли в дрейф.

Но за ночь у Эдмунда явилась новая мысль, по поводу которой он удивился, что она не пришла ему в голову раньше. Всегда уж так бывает с самыми простыми и дельными мыслями.

Рано утром Эдмунд отправился к брату и поделился с ним своими соображениями.

— Послушай, Фредерик, — сказал он, — я много думал этой ночью и пришел к некоторым логическим заключениям. Так как подозревать кого-либо из наших матросов нет ни малейшей причины, то все эти проделки следует, по-моему, приписать «Грабителям». Ведь это товарищество имело многочисленные разветвления. Что же удивительного, если кому-нибудь из второстепенных начальников пришло в голову отомстить нам за истребление бандитов?