Генри Торо - Американская повесть. Книга 1
Поминутно вспоминая независимую особу пышной наружности, Пит вскидывал голову и устремлял взгляд куда-то вдаль, сквозь щели в подвижной бамбуковой занавеске у входа. Внезапно свист застыл у него на губах: мимо бара брела Мэгги. Пит вздрогнул всем телом, опасаясь за ранее упомянутую репутацию первоклассного салуна.
Он быстро испуганно огляделся, сразу почувствовав за собой вину. Зал был пуст. Он поспешил к боковому выходу, открыл дверь и выглянул: Мэгги стояла на углу улицы и, словно не зная дороги, озиралась по сторонам. Когда она увидела Пита, он торопливо подал ей знак подойти, ибо спешил вернуться на свое место за стойкой, в атмосферу первоклассного салуна с хорошей репутацией, о которой так пекся хозяин.
Мэгги подошла к Питу. Тревога исчезла с ее лица, на губах заиграла жалкая улыбка.
— Пит! Наконец-то! — с живостью начала Мэгги…
Бармен резко, нетерпеливо взмахнул рукой.
— Знаешь что! — накинулся он. — Хватит тут околачиваться! Или ты хочешь неприятностей мне добавить? — возмущался Пит тоном оскорбленного человека.
Лицо Мэгги исказилось от изумления:
— Да что ты, Пит! Ты же говорил…
Глубочайшее недовольство отразилось во взгляде Пита. Он покраснел от гнева, как человек, чья репутация оказалась под угрозой.
— Слушай, ты мне надоела! Поняла? Ну чего ты пристала? Мне же из-за тебя старик конец маршрута устроит. Да если он тебя здесь увидит, так взбесится — враз меня с работы выгонит! Поняла? Да ты хоть что-нибудь соображаешь? Отстань от меня, поняла? Братец твой уже приходил сюда скандалить, и старику пришлось весь салун заново обставлять! Я теперь на волоске! Поняла? На волоске!
Девушка пристально смотрела ему в глаза:
— Пит, разве ты не помнишь…
— Ну хватит! — оборвал ее Пит.
Девушка, по всей видимости, боролась с собой. Она была явно ошеломлена и не находила слов. Наконец она тихо спросила:
— Куда же мне теперь деваться?
От такого вопроса чаша терпения Пита переполнилась: на него пытались взвалить часть ответственности за то, что его совсем не касалось. Пит, будучи вне себя от негодования, предложил-таки подходящий вариант.
— А хоть к черту! — заорал он, яростно хлопнул дверью и, испытывая облегчение, вернулся туда, где его репутация была в безопасности.
Мэгги пошла прочь. Она бесцельно брела по улице, миновала несколько кварталов. Однажды она остановилась и вслух спросила:
— Кто?
Поравнявшись с ней прохожий услышал и пошутил, словно обратились к нему:
— А? Что? Кто? Да никто! Я вроде ничего не говорил, — рассмеялся он и пошел дальше.
Вскоре девушка поняла, что когда она идет вот так, явно без всякой цели, мужчины оценивающе поглядывают на нее. Испугавшись, она зашагала быстрее и, чтобы хоть как-то защититься, приняла сосредоточенный вид, словно спешила куда-то.
Шумные авеню постепенно кончились, и теперь по обе стороны от Мэгги тянулись особняки. Их непроницаемый, бесстрастный вид подавлял; девушка опустила голову, ощутив на себе их мрачные взгляды.
Внезапно она увидела прямо перед собой дородного господина: на нем был шелковый цилиндр и строгий черный сюртук, пуговицы на котором тянулись красивым ровным рядом от воротничка до самых колен. Девушка слышала о милосердии Бога и решила обратиться к этому господину. Его доброе круглое лицо воплощало великодушие и отзывчивость, глаза светились участием.
Но как только она с ним заговорила, господин судорожно дернулся и резво засеменил в сторону, спасая репутацию порядочного человека. Он не отважился спасти живую душу. Да и откуда было ему знать, что перед ним — душа, которая нуждается в спасении?
Несколько месяцев спустя, сырым вечером по широкому переулку двумя бесконечными потоками громыхали повозки, которые тянули скользящие лошади. Прогрохотало несколько кэбов с закутавшимися в пальто возницами. Монотонно жужжали электрические фонари, излучая матовый свет. Среди пышных букетов роз и хризантем нетерпеливо пританцовывал на месте цветочник; у него на носу и на его товаре поблескивали дождевые капли. На обмытые ливнем тротуары извергли из своих недр толпу два-три театра. Мужчины нахлобучивали шляпы до самых бровей и поднимали воротники. Женщины в теплых накидках нетерпеливо подергивали плечиками и останавливались подобрать юбки, чтобы пройти под ливнем. Два часа зрители были вынуждены соблюдать относительное молчание, и теперь все громко и разом заговорили, поскольку сердца их еще горели страстями сцены.
Тротуары превратились в волнующееся море зонтиков. Мужчины выходили на мостовую, чтобы остановить кэб или повозку, и поднимали руку каждый по-своему: кто-то вежливо просил, а кто-то настойчиво требовал. Нескончаемая процессия направилась к железнодорожным станциям. И вся эта толпа как бы несла с собой атмосферу довольства и процветания, порожденную, может быть, добротной одеждой и двумя часами приятного забвения.
В полумраке ближайшего парка, приняв привычные для отверженных позы, расселась по скамейкам кучка промокших бродяг.
По улице шла девушка из числа размалеванной городской когорты. На проходящих мимо мужчин она бросала переменчивые взгляды: зазывно улыбалась тем, у кого был сельский или неискушенный вид, и спокойно не замечала тех, чей вид говорил о жизни в большом городе. Она прошла сверкающие авеню и влилась в толпу, появившуюся из мест приятного забвения. Она спешно пробиралась в толчее, словно стремилась скорее попасть в свой далекий дом; на ней был красивый плащ и хорошие туфли, она изящно подбирала подол платья и на грязном тротуаре старалась ступать где посуше.
Двери салунов постоянно хлопали, открывая взору оживленные ряды посетителей у стоек и хлопочущих барменов. Из концертного зала на улицу доносились звуки быстрой, похожей на механическую, музыки, будто спешил сыграть свое призрачный оркестр.
Мимо девушки, с гордым видом покуривая папиросу, прошел высокий молодой человек. Все при нем — фрак, усы, хризантема в петлице и скучающее выражение лица, и он тщательно следил, чтобы все это производило должное впечатление. Но девушка прошла мимо такого мужчины, словно его вовсе не было, и он пораженно и заинтригованно обернулся, оглядел ее стеклянными глазами, но тут же резко дернулся, ибо понял — в ней нет ничего пикантного, по парижской моде, и ничего артистического. Он поспешил своей дорогой, уставившись прямо перед собой, как моряк на вахте.
Мимо прошествовал грузный господин с пышными, филантропского вида усами, его широкая спина будто насмехалась над девушкой. Задержавшийся где-то мужчина в деловом костюме так спешил остановить извозчика, что столкнулся с девушкой:
