Луи Жаколио - Грабители морей

Молодой капитан Билль, которому предстояло быть помощником герцога по командованию «Дядей Магнусом», оставался на «Леоноре» с Эдмундом и Гуттором.

Грундвиг дал себе слово поделиться с товарищем своими опасениями в надежде, что им вдвоем удастся отвести от герцога и его брата опасность, угрожавшую им во время их новой экспедиции.

III

Грундвигу невольно мерещилась какая-то связь между странным мулатом и таинственными предостережениями, возвещавшими какую-то новую опасность.

— Во что бы то ни стало я узнаю, кто этот человек и отчего он был так уверен в успешном спуске корабля, — говорил он сам себе. — Сегодня же вечером мы с Гуттором переоденемся и обойдем все таверны, посещаемые иностранцами. Где-нибудь уж мы, наверное, его встретим и сумеем выспросить.

Час спустя «Дядя Магнус» благополучно вышел из бассейна и величественно поплыл по Клайду в глазговскую гавань, где его дожидалась «Леонора».

Вечером Бартоны устроили роскошный банкет и — странное дело! — таинственный мулат сидел за столом рядом с герцогом Норрландским, сидевшим на почетном месте.

А Гуттор и Грундвиг тем временем безуспешно бродили по городу, отыскивая мулата…

На следующий день «Дядя Магнус» вышел из Глазго, взяв курс на Шпицберген. С ним шла «Леонора», которой герцог приказал стоять в Исландии и четыре раза в год возобновлять припасы для «Дяди Магнуса» в течение всего времени, покуда будет продолжаться экспедиция.

Вскоре мы увидим, как удачно была задумана и как превосходно была обставлена эта экспедиция.

Смотреть на отплытие кораблей собралась на пристани густая толпа народа, восторженно кричавшая «ура!» и махавшая шляпами. Все от души желали счастливого успеха смелым пионерам, шедшим открывать шестую часть света.

Погода была чудная. Герцог нарочно выбрал весеннее время для отъезда, чтобы в ледовитые страны прибыть летом и достигнуть ближайшей к полюсу территории. Свежий юго-западный ветер надувал паруса обоих кораблей; океан отливал золотом и пурпуром под лучами заходящего солнца.

Стоя у борта, Фредерик и Эдмунд делились друг с другом впечатлениями, поглядывая иногда на шотландский берег, постепенно исчезавший в тумане.

— Доволен ли ты, брат? — спросил вдруг Эдмунд, беря Фредерика за обе руки.

— Очень доволен, Эдмунд, — отвечал молодой человек с улыбкой, от которой все лицо его озарилось самой безмятежной радостью. — Знаешь, эта клятва камнем лежала у меня на сердце, и не было ни одной ночи, чтобы мне не представлялся мой дядя — больной, голодный, истощенный, среди льда, тщетно ожидающий помощи, которая все не приходит… Уверяю тебя, я с радостью жертвую своей жизнью, и меня смущает лишь одно: имею ли я право подвергать опасности твою жизнь и жизнь наших товарищей.

— Довольно, брат! Я не хочу больше слышать ничего подобного! — возразил Эдмунд. — Все мы идем с тобой совершенно добровольно. У наших товарищей нет ни жен, ни детей, которые бы стали о них плакать, а что касается до нашей жизни, то кто же из нас не готов с радостью пожертвовать ею для благородного дела? Быть может, тебе суждено сделаться Колумбом полярного материка, тогда и на нас отразится частичка твоей славы…

Рассеянно глядя в пространство, Фредерик Биорн судорожно сжал руку брата, и оба простояли так несколько часов, думая о будущем, о тех ледовитых странах, которые им предстояло посетить.

Ночь давно наступила, когда зазвонил колокол к ужину. Братья уселись в кают-компании за стол вместе с теми из товарищей, которые допускались обедать с герцогом и его братом, как вдруг Фредерик вскрикнул от удивления: беря салфетку, он стряхнул с нее к себе на тарелку записочку, сложенную вчетверо. Быстро развернув, он прочитал ее и страшно побледнел. Присутствующие с удивлением уставились на него глазами, не зная, что и думать. Эдмунд уже хотел обратиться к нему с вопросом, но герцог заговорил сам, бросив записочку на стол.

— Господа, — сказал он, — между нами есть изменник. Надо будет его открыть и примерно наказать… Прочтите, господа!

Эдмунд взял таинственную записку и прочел вслух:

«Кровь требует крови. Фредерик Биорн! Когда я был ребенком, меня за тебя били и наказывали. Взрослым я постоянно встречал тебя на своей дороге и постоянно ты мне мешал. Наконец, ты окрасил свои руки моей кровью… Но час возмездия скоро пробьет! Призрак Красноглазого».

Эдмунд кончил читать среди всеобщего смущения. Из всего экипажа только он и его брат не способны были верить в то, что это записка написана покойником.

— Наша экспедиция проклята Богом, Гуттор, — прошептал Грундвиг своему товарищу. — С мертвыми бороться нельзя… Меня предчувствие ни разу еще не обманывало.

— Да, — повторил Фредерик Биорн с мрачным видом, — надо наказать негодяя, который осмеливается становиться между нами и тем благородным делом, за которое мы взялись. Я буду к нему беспощаден…

Вдруг дверь с силою отворилась, и ворвавшийся ветер заколебал пламя ламп, висевших над столом. Гуттор и Грундвиг затрепетали и вскочили, ожидая, что вот-вот в комнате появится кто-нибудь из джинов, в которых так крепко веровали все норрландцы.

— Кто это смел? — заговорил было Фредерик грозным тоном, но в это время в кают-компанию, подпрыгивая, вбежал друг Фриц, качая направо и налево своей огромной головою и как бы напоминая, что без него не принято садиться за стол.

Герцог невольно улыбнулся испугу верных слуг, обыкновенно не бледневших ни перед какою опасностью, но ко всему сверхъестественному питавших ребяческий страх.

Друг Фриц тихо положил свою добродушную голову Эдмунду, своему любимцу, на колени, напрашиваясь на ласку, и ужин пошел своим чередом, хотя на этот раз монотонно, мрачно. Все молчали, и каждый думал более или менее невеселую думу.

Когда все, кроме Эдмунда, жившего с братом, собрались уходить из залы, Фредерик Биорн поднял голову, которую несколько времени держал, склонив на руки, и сказал повелительным тоном:

— Господа, прошу вас зорко наблюдать за всеми матросами на борту. Очевидность измены исключает в данном случае всякую щепетильность с нашей стороны. В особенности же не извольте говорить матросам ни слова о том, что случилось.

Офицеры и боцманы поклонились и вышли.

— Уверен ли ты в том единственном иностранце, который находится на борту у нас? — спросил своего брата Фредерик, как только дверь залы затворилась.

— В нашем марсовом, в бретонце Ле-Галле? — переспросил молодой человек. — Ты на него что ли намекаешь?

— Да, на него.