Из глубины - Чайлд Линкольн
Крейн повесил шнурок на шею, прицепил бейдж к карману. Потом присел за стол и посмотрел на пустой экран.
Наконец, вздохнув, он включил компьютер и ввел временный пароль, прервавшись, чтобы потереть точку на предплечье, куда несколько минут назад был вживлен радиочип. Открыв текстовый редактор, Крейн начал печатать.
«Неспецифические симптомы:
физиологические — и неврологические? — дефициты психологические — отделение/разделение
Проверить клинические записи
Поискать похожие случаи?
Атмосфера / окр. среда?
Отравление: систематическое или общее?
Ранее существовавшие условия?»
Он отодвинулся от стола и посмотрел на экран. «Кессонная болезнь? Избыток азота?» — спрашивал он Ашера с платформы «Сторм кинг». «Скорее первое, чем последнее», — был ответ. Только сейчас Крейн начал понимать, насколько уклончиво говорил с ним ученый. Доктор Ашер, каким бы открытым и дружелюбным ни выглядел, ухитрился не сказать ничего.
Это было неприятно, даже немного тревожило. И только в одном случае не имело значения. Крейн начал наконец понимать, почему Ашер хотел, чтобы приехал именно он…
— Ну что, проясняется? — раздался голос у него за плечом.
Крейн чуть не выпрыгнул из кресла. Он с бьющимся сердцем оглянулся, и глазам его предстало удивительное зрелище.
В комнате стоял старик в полинялом комбинезоне. Взгляд его был пронзителен, а надо лбом, как у Эйнштейна, торчала копна седых волос. Незнакомец оказался невысокого роста, не более пяти футов, и очень худой. Сначала Крейн подумал, уж не пришел ли его гость, чтобы починить что-нибудь. Дверь по-прежнему оставалась закрытой. Крейн не слышал ни стука, ни других звуков, словно человек материализовался из воздуха.
— Простите?
Мужчина посмотрел на дисплей через плечо Крейна.
— Ну и ну. Так мало слов, так много вопросов.
Одним нажатием клавиши Крейн очистил экран.
— Не помню, чтобы мы знакомились, — сухо сказал он.
Старик рассмеялся высоким мелодичным смехом, похожим на щебет птицы.
— Да, я и пришел познакомиться. Я узнал, что на станции появился доктор Крейн, и заинтересовался. — Он протянул руку. — Флайт.
— Рад познакомиться.
Повисло неловкое молчание, и Крейн задал нейтральный вежливый вопрос:
— Чем вы здесь занимаетесь, доктор Флайт?
— Автономными механическими системами.
— А что это?
— Сразу видно новичка. Станция — как город на Диком Западе, и если вы, как и я, любите вестерны, то не советую задавать два вопроса: «Откуда вы?» и «Зачем вы здесь?» — Флайт помолчал. — Достаточно сказать, что я незаменим — скорее, к сожалению. И моя деятельность имеет высшую степень секретности.
— Очень интересно, — беспомощно сказал Крейн, не найдя лучшего ответа.
— Вы так считаете? У меня другое мнение. Нет ничего хорошего, доктор Крейн, в работе νύμε eоς óαíρω.
Крейн моргнул.
— Простите?
— О господи, еще один! — Флайт возвел глаза к небу. — Неужели никто больше не знает родного языка? А ведь были времена, когда древнегреческий звучал на всех устах. — Он погрозил Крейну пальцем. — «Океан, прародитель богов». Гомер, изволите ли видеть, был моим соотечественником. Вам бы не помешало прочесть его.
Крейн подавил желание посмотреть на часы. Роджер Корбетт ждет его в кают-компании.
— Был рад познакомиться…
— Взаимно, — перебил Флайт. — Я великий почитатель всех, кто практикует благородное искусство.
Незваный гость начал раздражать Крейна. Он даже удивился, что человек, подобный Флайту, мог пройти отбор, который проходили все допущенные к работе на станции. Крейн понадеялся, что Флайт не доставит особого беспокойства. Лучше всего, решил он, прекратить любую воображаемую дружбу сразу.
— Доктор Флайт, думаю, у вас впереди напряженный рабочий день, как и у меня…
— Ничего подобного! У меня столько времени, сколько мне нужно… сейчас. Вот когда возобновят проходку, тогда я со своими умениями могу понадобиться.
Он вытянул руки и пошевелил пальцами, словно пианист перед концертом. Затем гость обвел комнату горящим взглядом и заметил открытую сумку.
— Что тут у нас? — произнес он, наклоняясь и вынимая несколько книжек, выглядывавших из сумки. Сверху лежала антология поэзии двадцатого века. — Зачем это? — почти сурово вопросил Флайт.
— А что такое? — Крейн почувствовал досаду. — Это сборник стихов.
— У меня нет времени на современную поэзию, и у тебя не должно быть. Я же сказал: читай Гомера.
Мужчина бросил книгу в сумку и глянул на другой том: «Число „пи“, его история и загадка».
— Ага! А это что?
— Это книга об иррациональных числах.
Гость рассмеялся своим высоким мелодичным смехом и кивнул.
— И точно! Да как уместно!
— Уместно для чего?
Флайт с удивлением посмотрел на Крейна.
— Иррациональные числа! Разве не понятно?
— Нет. Непонятно.
— Да ведь это так очевидно. Среди тех, кто здесь работает, немало людей иррациональных. Если еще нет, боюсь, скоро иррациональными станем мы все. — Он вытянул тощий указательный палец и постучал по груди Крейна. — Вот почему тебя пригласили. Потому что сломалось.
— Что сломалось? — спросил Крейн.
— Все сломалось, — повторил Флайт тревожным шепотом. — Или скоро сломается.
Крейн нахмурился.
— Мистер Флайт, если вы не возражаете…
Старик вытянул руку. Кажется, его внезапная тревога прошла; узловатым пальцем он упирался Крейну в грудь.
— С тобой это еще не случилось, но у нас много общего.
Он многозначительно замолчал.
Крейн сглотнул. Он не собирался спрашивать, о чем идет речь. Но похоже, Флайту помощь в разговоре была не нужна. Он подался вперед, словно собираясь сообщить какой-то секрет.
— Наши имена. Крейн. Флайт. Понимаешь?
Крейн вздохнул.
— Не обижайтесь, но вынужден попросить вас уйти. У меня назначена встреча, на которую я уже опоздал.
Щуплый старик склонил голову набок и схватил Крейна за руку.
— Очень рад был знакомству, доктор Крейн. Как я сказал, у нас есть кое-что общее. И нам надо держаться вместе.
Подмигнув на прощание, он торопливо вышел, оставив дверь открытой. Через секунду Крейн с любопытством выглянул в коридор. Там не было и следа чудного старика, словно он и не приходил.
8
Говард Ашер сидел за столом в своем тесном кабинете на восьмом уровне и внимательно смотрел на компьютерный экран. Свет от плоского монитора окрашивал его седые волосы в странный, какой-то неземной голубой цвет.
Позади стоял металлический шкаф, битком набитый руководствами по эксплуатации и учебниками по океанографии и биологии моря, среди которых затесались несколько потрепанных поэтических сборников. Над шкафом висели в рамках гравюры — репродукции эскизов Пиранези,[3] взятых из «Видов Рима».
В другом шкафу, поменьше, со стеклянными дверцами, хранилось собрание морских редкостей: окаменелая латимерия, щербатый гандшпуг[4] со старого клипера, зуб плащеносной акулы, ведущей исключительно отшельнический образ жизни.
Ни крошечный размер кабинета, ни эклектичные коллекции никак не могли служить свидетельством того, что владелец занимал пост руководителя отдела научных исследований Национальной океанографической службы.
Сквозь закрытую дверь послышался тихий звук приближающихся шагов. В стеклянном окошечке двери появилось лицо. Обернувшись, Ашер узнал рыжие волосы и веснушчатые скулы Пола Истона, одного из морских геологов, занятых в проекте.
Ашер повернулся на стуле, потянулся и открыл дверь.
— Пол! Рад тебя видеть.
Истон вошел, закрыл за собой дверь.
— Надеюсь, что зашел к вам вовремя, сэр.
— Сколько говорить тебе, Пол? Меня зовут Говард. На станции мы все называем друг друга по именам. Только не передавай адмиралу Спартану, что я тебе это сказал! — рассмеялся Ашер.
