Александр Дюма - Парижане и провинциалы
Фигаро наблюдал на его действиями взглядом, в котором сосредоточился весь разум, каким наградил его Господь; но было ясно, что пес не в силах понять, ради чего его хозяину понадобилось освещать эту своеобразную пещеру, когда он мог выбраться сам и помочь выбраться ему на солнечный свет, казавшийся собаке гораздо предпочтительнее свечи.
Но, похоже, это обследование, на которое Фигаро не согласился бы потратить и секунды, представляло для Мадлена огромный интерес, так как он, поднося свечу к стенам выработки, внимательно разглядывал и изучал следующие друг за другом слои.
По мере этого осмотра, который сопровождался звучными возгласами «А-а!», с каждым разом становившимися все громче и громче, лицо Мадлена приобретало все более радостное выражение.
Чтобы основательно все проверить, он трижды взбирался на две трети вверх по лестнице и дважды спускался вниз.
Во второй и третий раз с ножом в руке он постучал по камню, и звуки, которые издали три расположенных друг над другом слоя, эти звуки, заметно отличавшиеся по тональности, казалось, целиком и полностью удовлетворили Мадлена.
Спустившись с лестницы, Мадлен осмотрелся вокруг и определил, что от центра, то есть от того места, где он стоял, расходились, подобно лучам звезды, четыре галереи. Он одну за другой обошел все галереи, по-прежнему внимательно осматривая стены, и результат проведенного обследования, похоже, был весьма благоприятным и обнадеживающим.
Одна из этих галерей особо привлекла его внимание. Отходя к западу, она шла в сторону того склона холма, подножие которого огибала речка Урк. Дойдя до конца этой галереи, он обнаружил, что ее преграждают не пласты камня, как это было в трех других галереях, а стена из бута, за которой, казалось, скрывался выход на поверхность. Мадлен задул свечу, желая проверить, не проникает ли дневной свет через трещины в буте.
Он ничего не смог различить и оказался в полнейшей темноте. На полу виднелось единственное светлое пятно. Свет шел из того отверстия, через которое Мадлен спустился вниз.
Он сосчитал шаги от бутовой стены до отверстия: их было двадцать семь. Он сделал Фигаро знак пойти лечь у стены из бута, но Фигаро выказал
такое нежелание выполнить этот приказ, что Мадлен был вынужден вернуться в конец галереи, положить там на землю свою куртку и велеть Фигаро лечь на нее.
На этот раз тот повиновался. Фигаро понимал, что раз хозяин приказывает ему охранять свою куртку, то, значит, он не собирается покинуть его здесь.
Однако Фигаро не без тревоги наблюдал за тем, как Мадлен поднимается на поверхность и оставляет его во мраке. Он в последний раз завыл, словно обращаясь к совести Мадлена, а затем послушно лег на куртку.
Выбравшись наверх, Мадлен сориентировался, определил, в какую сторону идет галерея, в глубине которой находился Фигаро, и отсчитал двадцать три шага.
В этом месте холм шел под откос. В четырех шагах ниже он отвесно обрывался на высоту восьми — десяти футов.
Этот обрыв обнажал каменные слои, обнаруженные Мадленом под землей. Перед этой частью стены, выходившей на поверхность, рос густой кустарник. Мадлен вошел в заросли и несколько раз воткнул свой железный шомпол в эту часть откоса.
Шомпол вонзился в трещины стены шириной в один метр и высотой в три метра.
Это была стена из бута.
При звуках вонзавшегося в стену шомпола Мадлену почудилось, будто с той стороны стены до него доносится приглушенный лай.
Он находился с другой стороны преграды, за которой Фигаро остался лежать на куртке.
Затем Мадлен бросил взгляд на откос холма в том направлении, где текла речка Урк; с каждым новым открытием настроение его становилось все радостнее. Он вернулся к отверстию каменоломни, спустился в нее, зажег свечу, вновь обошел все четыре галереи, надел куртку, повесил поверх нее охотничью сумку, положил туда кролика, взял на руки Фигаро, нежно поцеловал его в морду и, добравшись до последней перекладины, поставил собаку, к огромной ее радости, на край отверстия.
Затем пружинящим шагом настоящего ходока, делающего шесть километров в час, он вернулся на ферму.
Мы уже говорили, что на крыльце он увидел двух молодых людей, обеспокоенных его чрезвычайно длительным отсутствием и готовых отправиться на поиски; мы также рассказали, как, предоставив полную свободу действий дону Луису, он воспротивился отъезду Анри, как молодые люди обнялись в последний раз и как дон Луис, вскочив на одну из оседланных лошадей, пустил ее галопом и скрылся из виду.
После его исчезновения Анри, все еще не придя в себя от случившегося, повернулся к Мадлену и, одновременно огорченный тем, что не уехал, и счастливый от того, что остался, сказал ему:
— Я повиновался вам, мой старый друг, не спрашивая никаких объяснений, так велико мое доверие к вам. Но что будет со мной?
— Я за все отвечаю, — торжественно ответил ему Мадлен.
Услышав эту фразу, словно произнесенную врачом у смертного одра больного, за жизнь которого он ручается, когда все другие уже отступились, Анри склонил голову и стал смиренно ждать дальнейших событий.
XLI. ГЛАВА, В КОТОРОЙ МАДЛЕН ДАЕТ ГРАФУ ДЕ РАМБЮТО ВОЗМОЖНОСТЬ РАЗРУШИТЬ СТАРЫЙ ПАРИЖ И ОТСТРОИТЬ НА ЕГО МЕСТЕ НОВЫЙ
Мадлен вернулся на ферму; Анри шел за ним, низко опустив голову, словно ребенок, следующий за своим учителем.
Мадлен отказался давать какие-либо объяснения; Анри надеялся, что хотя бы два-три слова, вырвавшиеся у крестного, помогут раскрыть его планы.
Но Мадлен слишком сильно проголодался, чтобы вести разговор о своих намерениях, каковы бы они ни были. Он сел за стол, из-за которого недавно встали оба молодых человека, и прикончил остатки завтрака.
Однако в этом не было ничего, что могло бы подсказать Анри хоть что-нибудь. Мадлен всегда отличался превосходным аппетитом. В этот день его аппетит разыгрался сильнее, чем обычно; вот и все.
Тем не менее Анри показалось странным, что Фигаро, обычно евший на кухне и довольствовавшийся тем, что мог раздобыть сам, был введен лично Мадленом в столовую и накормлен прямо из хозяйских рук сытной похлебкой.
С чем была связана эта милость, полученная Фигаро из рук хозяина, хоть и справедливого, но не слишком склонного нежничать со своими собаками?
Без сомнения, это была одна из тех тайн, какими окружил себя Мадлен. После завтрака Мадлен оделся, сам запряг лошадь в двуколку и поинтересовался у Анри, готов ли тот немедленно приступить к своим обязанностям его старшего приказчика.
И, получив утвердительный ответ, он сказал:
— Садись верхом, поезжай в деревню Суси и попроси папашу Огюстена прийти к нам на ферму завтра утром. Если ты его не застанешь у господина Жибера, то найдешь его в карьерах.
