Эндрю Бальфур - Удар шпаги
«Черт побери, — подумал я про себя, поскольку ночь уже была не за горами, — так ведь не может дольше продолжаться, Джереми!»— и я еще внимательнее стал вглядываться в быстро сгущавшиеся сумерки, наклонившись вперед в седле; но впереди ничего не было видно, и ни один звук не доносился до моих ушей, кроме чавканья копыт Ролло да резкого, тревожного крика болотной выпи, жутко разносившегося над пустынной равниной.
Мне с каждой минутой становилось все хуже, пока я, вконец обессилев, не обвис в седле мокрым безвольным грузом, с тоской вспоминая теплые ночи Тринидада, легкий игривый ветерок, напоенный пряными ароматами этого далекого острова, тихие вечера, проведенные с Саймоном и сэром Джаспером под кронами пальм, лоснящуюся обнаженную кожу индейцев, не знающих, что такое теплая одежда, — и, не будь госпожи Марджори, я готов был бы тут же поменять здешний холод, слякоть и тоскливую природу на те сказочные места, даже несмотря на обилие в них змей, «донов» и кровососущих насекомых.
Мы медленно тащились мимо одинокой рощи шотландских сосен, которые в любое другое время могли бы развеселить мое сердце своим разлохмаченным видом, напомнив о севере и о стране овсяных лепешек, но сейчас они лишь усилили ощущение одиночества и заброшенности, стоя под дождем, черные и угрюмые, и я слышал, как вода стекает с их тяжелых лап, когда они, раскачиваясь под ветром, скрипят и стонут, словно жалуясь на свою печальную участь. Но едва мы миновали рощу, как далеко впереди я разглядел слабый свет, тускло мерцающий сквозь туманную мглу, — всего лишь жалкую искорку, однако источник огромной радости для меня, — и я рукой и голосом направил Ролло в ту сторону. Доброе животное, отлично понимая, что впереди ждут отдых и спасение от всех невзгод, с новой силой энергично бросилось бежать, разбрызгивая жидкую грязь из-под своих копыт.
По мере приближения свет становился все ярче, и я наконец определил, что он падает на дорогу из окна маленького домика, стоявшего немного в стороне.
Это было небольшое уединенное строение без малейших признаков наличия другого жилья поблизости, и поэтому я решил действовать с осторожностью: спрыгнув с седла и удерживая коня на поводу, я приблизился к дому, оказавшемуся при более детальном рассмотрении довольно ветхим деревянным сооружением, грубо сколоченным из бревен и крытым соломой, почерневшей от солнца и непогоды. Маленький сарай, пустой, если не считать стожка сена, примыкал к дому, и здесь я привязал Ролло к столбу, предоставив ему лакомиться сеном, сколько его душе угодно. Накинув ему на спину мокрый плащ вместо попоны, чтобы ничто не мешало руке, если придется обнажить шпагу, я осторожно подкрался к освещенному окошку и, найдя его, к моему удивлению, неплотно прикрытым, услышал приглушенный говор голосов, доносившийся изнутри.
Стараясь не шуметь, я поднял голову и с трудом удержался от удивленного возгласа: в центре комнаты за маленьким столом сидели двое, друг против друга, и мне достаточно было одного взгляда, чтобы узнать обоих. Более крупный из этой пары был Ханиман, хоть уже далеко не тот молодой задира и забияка, какого я знавал, однако, несмотря на остроконечную бородку и отвислые щеки, я узнал в нем того самого человека, которого я так часто загонял в тупик. Другого я тоже знал: это был знакомый мне бандит, чью руку я едва не сломал в ту памятную ночь под балконом на Хай-стрит в Эдинбурге, — гнусный и подлый негодяй с бледным испитым лицом, пытавшийся убить меня исподтишка по наущению Дика Ханимана и ползавший передо мной на коленях в маленькой комнатушке под крышей в Лакенбутсе, умоляя сохранить ему его бесполезную жизнь.
Как ни странно, но я вовсе не удивился, увидев их в таком необычном месте, и ни на мгновение не задумался над тем, что их присутствие здесь может иметь для меня дурные последствия. Мне только показалось странным, что таким отъявленным злодеям, как эти, до сих пор удавалось избежать руки палача или карающей десницы Господа, ибо, как вы уже успели убедиться, большинство известных мне негодяев постигла суровая, но справедливая кара, чему примером могли бы послужить печальные судьбы Бартлоу и Солткомба.
Комната была невелика, с лестницей в углу, ведущей на чердак, и с дверью в противоположной от меня стене. Мебель в комнате состояла из стола, двух табуретов, грубой полки с посудой, массивного комода в одном углу и плетеной кушетки, покрытой оленьей шкурой, — в другом. Все это я успел заметить с первого же взгляда, после чего обратил свое внимание на достойную пару за столом, прислушиваясь к их беседе. Они играли в кости, азартно тряся стаканчиком, ругаясь и подсчитывая выпавшие очки, видимо, не очень довольные друг другом; я так увлекся наблюдением за ними, что почти совсем забыл о промокшей насквозь одежде и лихорадочном ознобе, от которого у меня зуб на зуб не попадал.
— Будь ты проклят! — расслышал я слова Кроуфорда. — Я достаточно потрудился на тебя: настала пора подумать и о себе!
— Перестань скулить, пес! — ответил Ханиман. — Разве я не платил тебе за все? А ты только и умел, что портил любое дело, за какое бы ни брался!
— Портил? — в ярости воскликнул Кроуфорд. — Портил! Где бы ты был сейчас, если бы не я? Служил бы пищей для ворон вместо того, чтобы самому держать маленькую птичку вон там, в клетке. — И он кивнул в сторону двери в противоположной стене, о которой я упоминал. — У меня такие же права на нее, как и у тебя, и клянусь вечным спасением, если костяшки выпадут в мою пользу, она будет моей!
— Ты, жалкий трус… — начал было Ханиман.
— Трус? — заорал Кроуфорд, хлебнув из бутылки, стоявшей на столе. — Я — трус, да? А ты кто такой? Хотелось бы мне посмотреть на тебя, если бы тот чертов коротышка, убить которого ты меня когда-то посылал, пронюхал, каким образом ты заманил в ловушку госпожу Марджори!
— Mon Dieu! — пробормотал я, вспомнив опасения Марджори и то, как я к ним отнесся.
Боже, каким я был дураком! Если бы не слепой случай, она могла бы стать жертвой одного из этих подонков! При мысли об этом пальцы мои стиснули рукоять шпаги, но тут я почувствовал такую слабость, что внутренне простонал от досады. Двое против одного, и этот один — больной, измученный, насквозь промокший и трясущийся в жестоком приступе лихорадки. И тем не менее я знал, что Ханиман и Кроуфорд смогут добраться до госпожи Марджори только через мой труп; приняв такое решение, я немного пришел в себя и продолжил наблюдение. Оба негодяя снова замолчали, бросая поочередно фишки на стол, причем я заметил, что Кроуфорд непрерывно прикладывался к бутылке, постепенно распаляясь и багровея; Ханиман, в свою очередь, бросал кости аккуратно, с застывшей ухмылкой на лице, не сводя, однако, глаз со своего партнера, следя за каждым его движением, точно кот, следящий за птичкой, или, скорее, птичка, следящая за котом, когда она видит аппетитного червя и своего врага одновременно.
