История Византийской империи. От основания Константинополя до крушения государства - Джон Джулиус Норвич
Алексей Комнин пришел в ужас: такого развития событий он хотел меньше всего. Именно тогда, когда появился реальный шанс вернуть утраченные территории, через его границу хлынут сотни тысяч малообразованных людей, которые будут постоянно требовать еды, не признавая при этом никакой власти, то есть немногим отличаясь от бандитов. Алексей принял всевозможные меры предосторожности, организовал запасы провизии и патрульные эскорты в Дураццо и через регулярные промежутки на Эгнатиевой дороге. После этого он приготовился ждать, и появление первых крестоносцев подтвердило его самые мрачные опасения.
Петр Пустынник вовсе не был пустынным отшельником – это был дурно пахнущий монах из Амьена. Проповедуя крестовый поход на севере Франции и Германии, он быстро привлек около 40 000 последователей, в основном местных крестьян, среди которых было множество женщин и детей. Каким-то образом этой разношерстной компании удалось дойти через всю Европу до венгерского городка Земун на реке Сава, где они штурмом взяли цитадель и убили 4000 венгров. После этого они пересекли реку, разграбили и подожгли находившийся на другом берегу Белград. То же самое они попытались сделать в Нише, но местный византийский губернатор прислал свои войска. Многих крестоносцев убили, еще больше взяли в плен. К 1 августа, когда эта компания добралась до Константинополя, она потеряла примерно четверть из 40 000 участников. Алексею хватило одной-единственной беседы с Петром и одного взгляда на его последователей, чтобы убедиться, что эта так называемая армия не имеет никаких шансов устоять против сельджуков. Оставаться в городе она, разумеется, не могла – из всех уголков города хлынули жалобы на кражи, грабежи и изнасилования; однако крестоносцы отказались поворачивать обратно, и поэтому 6 августа их погрузили на паромы, переправили через Босфор и предоставили самим себе.
Конец этой истории краток. Крестоносцы дошли до деревни Киботос, расположенной между Никомедией и Никеей, и оттуда терроризировали местных жителей, убивая, насилуя и периодически пытая греческих христиан. Однако вскоре стали приходить сообщения о приближении турок. 21 октября целая армия крестоносцев – около 20 000 мужчин – вышла из Киботоса и попала прямиком в турецкую засаду; через несколько минут все войско опрометью бежало обратно в лагерь, а сельджуки мчались за ними по пятам. Немногим посчастливилось спастись; турки сохранили жизнь молодым девушкам и юношам, которых предназначили для собственных целей; остальных перебили. Народный крестовый поход закончился.
Собранная Петром Амьенским разношерстная толпа вовсе не была типичной для армий Первого крестового похода. На протяжении следующих девяти месяцев Алексею волей-неволей пришлось оказать гостеприимство еще примерно 70 000 мужчинам и довольно большому количеству женщин, которых вели за собой самые влиятельные феодальные князья Запада. Экономические, транспортные, военные и дипломатические трудности, связанные с огромным размером войска, не имели равных в византийской истории, а главной проблемой было доверие. Можно понять скептицизм Алексея в отношении высоких христианских побуждений, которые так бойко декларировались. Он хорошо знал, что по крайней мере нормандцы охотились за тем, что сумеют добыть, – если не саму империю, то собственные независимые княжества на Востоке. Это его не особенно беспокоило. Возможно, не так уж плохо иметь несколько буферных христианских государств между Византией и сарацинами, однако такие княжества не должны появляться на византийской территории, а их князья должны признать его своим сюзереном. Он понимал, что феодализм в Западной Европе основан на торжественной клятве верности вассала феодалу; что ж, он потребует такой клятвы от всех военачальников касательно всех будущих завоеваний.
Первый из этих командиров, Гуго Вермандуа (младший брат короля Франции Филиппа I), охотно дал требуемую клятву. Следующие двое – Годфруа де Бульон, герцог Нижней Лотарингии, и его брат Бодуэн Булонский – оказались менее сговорчивыми. Вначале они ответили категорическим отказом, и лишь после того, как Алексей послал им навстречу свои отборные полки, явно готовые сражаться, братья все же уступили. В Пасхальное воскресенье они и их рыцари-предводители наконец дали клятву. Дружеские отношения были немедленно восстановлены: Алексей осыпал их дарами и пригласил на пир. На следующий день многих из них перевезли на кораблях через Босфор.
Среди предводителей Первого крестового похода был один человек, которому Алексей доверял меньше всех. Боэмунд, ставший князем Таранто (Тарента), был старшим сыном Роберта Гвискара, который, не умри он от удачно нагрянувшей эпидемии двенадцать лет назад, вполне мог свергнуть Алексея с византийского трона. Тот факт, что Роберт развелся с матерью Боэмунда, чтобы жениться на грозной Сишельгаите, и что впоследствии он оставил свои итальянские владения ее сыну Рожеру Борса, делал Боэмунда опасным как никогда: не имея никаких надежд на земли в Италии, он вполне мог серьезно разорить Восток. Кроме того, его военная репутация не имела себе равных в Европе.
Когда император принял Боэмунда на следующий день после прибытия, тот с готовностью признал свою прежнюю враждебность; однако на этот раз он пришел по собственной воле, как друг. Он сразу согласился присягнуть на верность. Он знал и понимал греков и говорил на их языке; в отличие от других крестоносцев он прекрасно осознавал, что успех зависит от того, будет ли василевс на его стороне. Памятуя об этом, он строго запретил своим солдатам мародерство или другое недостойное поведение по дороге в Константинополь, под угрозой немедленной казни. Через две недели его и его армию в свою очередь переправили через Босфор, а Алексей занялся следующим гостем.
Раймунд IV Сен-Жильский, граф Тулузы и маркиз Прованса, был самым старшим, богатым и прославленным среди крестоносцев. Его войско почти наверняка было самым большим среди хорошо организованных армий и составляло около 10 000 человек. Ему было уже далеко за пятьдесят, однако он стал первым дворянином, принявшим крест в Клермоне, и публично поклялся не возвращаться на Запад. С ним прибыли его жена и сын Альфонсо, а также его друг епископ Ле-Пюи Адемар, которому папа Урбан II доверил духовное благополучие участников крестового похода. Можно не сомневаться, что Раймунд, как и Боэмунд, сам желал стать военным предводителем; однако, в отличие от князя Таранто, Раймунд не особенно старался держать под контролем своих людей, чье пристрастие к беспорядочному насилию и грабежам постоянно вызывало конфликты между ними и их византийскими сопровождающими. Он с самого начала дал понять, что не намерен давать клятву; он лишь заявил, что, если сам василевс возьмет на себя командование армией крестоносцев, он, Раймунд, будет рад служить под его началом, – на что Алексей мог только ответить, что,
