Олег Алифанов - Все, кого мы убили. Книга 2
– Я читал Массуди, – услышал я свой хриплый голос, показавшийся чрезмерно громким в окружавшей нас сверкающей тишине. – Но он не объяснил, откуда они взяли вдруг сразу три горы мертвецов. Раскопали кладбища? И зачем весь сей труд?
– А вы как видите? – поспешил вопросить он.
Я остановил коня и повернулся к Норову лицом, словно бы лишь для удобства отпустить поводья и пошире развести руки. В осторожной, с полным набором фигур, игре против него я бы проиграл непременно. Посему каждую мою пешку следовало мне скорее разменять на его.
– Здесь проходило сражение. Только большие битвы могут породить горы мёртвых тел.
Голос его ничуть не изменился, но он не смог скрыть искры интереса, молнией вспыхнувшей в его глазах.
– Кто же сражался здесь – и с кем? – спросил он, но не сразу, как сделал бы любой простой любитель. Мне показалось, что внутри него тоже происходит какая-то внутренняя борьба.
Мы снова двинулись вглубь озера, туда, откуда я давно извлёк ценные находки, и где наши лошади могли скорее устать из-за неверного грунта.
– Битвы Фараонов на суше и на водах имеют здесь совершенно характер Библейский, и вы найдёте в картинах Фивских олицетворённые комментарии на битвы, описанные в Ветхом Завете. «Слышите ль удары бичей и стук колёс и коней ржание и колесницы скачут». «Идёт всадник с пламенным мечом и с мелькающим копьём. Убитых множество! и груды трупов! и нет конца телам! Спотыкаются о трупы их!»
– Всё же эта лагуна – место особенное, Алексей Петрович, – кивнув, сказал он, едва ли уловив мою иронию.
– Не вы ли проплыли половину Нила и говорите о Мензале, как о месте особенном? – подначил я.
Мы нередко останавливали коней, и с помощью молчаливого и угрюмого слуги своего Норов спускался, чтобы самому взять в руки какой-либо предмет, не брезгуя и костями. Не единожды он сетовал, что не захватил с собой мотыги или заступа – так хотелось ему самому распотрошить некоторые места. Я не стал говорить, что позаботился о том, чтобы с нами не имелось никакого инструмента – случайные находки его были мне ни к чему, показывать этому человеку более некоторых безобидных местечек я не собирался. Всякий раз, завидя за полверсты кучку моих копателей, он порывался немедленно двинуться к ним, но и тут удавалось мне отговорить его утверждением, что главные находки уже у меня на берегу. Тут я не лгал, но и не говорил ту правду, что показывать их ему я не намерен. Во всяком случае, Прохор тщательно отбирал в эти самые минуты те из них, кои почитал я вполне безопасными для демонстрации, прочие же прятались среди разного скарба и хлама. Только вот какими объяснениями сопровождать те предметы – предстояло мне выяснить не позднее сего утра, ибо совершенно разными должны быть они для вольного – и для невольного посланца ордена.
– Я склоняюсь к мысли, – поведал Норов, – что Атлантида существовала – и совсем недалеко отсюда. Геркулесовы столпы, за которыми она обреталась – не пролив Гибралтара, а устье Нила, а потопленный под водами сего озера город Ираклеополис назвал в честь Геракла. Против него при входе в одно из устьев Нила указывали путь кораблям колонны-маяки. Надеюсь, вы не станете отрицать, что здесь погибли многие города, кроме сего названного: Тенезус, Туна, Диосполис, против которого и прорвалось море? – И едва дождавшись моего уклончивого согласия, продолжил со страстью: – Узкая ныне коса на севере отсюда, что разделяет озеро от моря, в древности вовсе не существовала, Страбон, однако, застал здесь уже всё как видим и мы: коса прорвана в четырёх местах, и два прорыва судоходны. Что же до моря, то некогда…
– Его переходили вброд и гоняли стада по рукотворной плотине до Кипра, который в ту пору составлял остров, вшестеро больше нынешнего, – завершил я, радуясь от того, что едва ли не сразу нащупал его тщеславный интерес. Теперь следовало мне осторожно разрабатывать сей клад, подкапываясь под сведения, кои хранил он ещё с Петербурга.
– Совершенно так. И Плиний пишет, что Кипр тогда соединялся тем же образом с землёю Сирии, – подхватил он увлечённо, – дамбой или, если угодно, перешейком.
Всё больше убеждался я в мысли, что не является он добровольным членом тайного союза, а содействует ему неосознанно или по ловкому принуждению.
– Но египетский царь Дарокун приказал вырыть канал из Мрачного моря, – провозгласил я торжественно, – дабы он мог им служить преградой против греков. Расчёт оказался неверен, и воды моря затопили многие плодородные земли, породив нынешний Архипелаг.
– В географическом словаре Якута сказано, что Дарокун обладал огромной силой и познаниями в магии, он пишет о нём, как о том царе, что пролил Атлантический океан в море Средиземное. Диодор Сицилийский весьма похоже описывает деяния Геркулеса. Он же, кстати, утверждает, что после гибели Атлантиды некоторые из атлантов спаслись и жили у подножия гор Атласа, что в Ливии, которой он именовал север материка, который мы с вами сейчас попираем. Однако не забудем, что у Плиния описан мост между Андалузией и Тангером, по которому стада переходили на север Африки; его составляли огромные камни, и море беспрепятственно проникало сквозь его ущелья. Я не смотрю на эти рассказы, как на невероятные легенды, Алексей Петрович, ибо подобное знают и близкие к нам времена. Португальские книги пятнадцатого века описывают мост Адама – так его именовали мусульмане, а индусы именуют мостом царя Рамы. Он протянулся на тридцать вёрст от Индии до Цейлона. После землетрясения он распался и частью погружен под воду, но один англичанин утверждает, что прошёл по нему совсем недавно, ибо лишь в двух промоинах глубина превышает полтора аршина. Вы читали «Тимея»? Впрочем, зачем я спрашиваю… Однажды атланты допустили какую-то ошибку и уничтожили свой остров.
– И вы склонны предполагать, что они учинили потоп, который и погубил их?
– Или некто, искавший защиты от них. Те же пытались защититься от наводнения. Они пытались приказать своему острову сменить место.
– Магия против магии? – усмехнулся я. – У Платона нет ничего похожего на вашу теорию.
– И Дарокун и атланты имели огромную власть, потому что говорили на особом языке.
– В это трудно поверить, – сказал я уже без прежней уверенности, и насторожась.
– «Аще имате веру и не усомнитеся аще и горе сей речете: двигнеся и ввергнись в море, будет» – как вам такие слова Матфея? Вы ведь знаете их, но понимали иносказательно.
– Вовсе нет. Но то слова Господа, которому подвластно всё.
– Или тому, кто обязан силой вере – тому особенному языку, что подобает для бесед с Творцом.
Он правил коня к пригорку дамбы, скрывавшей от нас горизонт и явно намеревался взобраться верхом по её покатому краю, чего позволить я ему никак не мог. Я предупреждающе крикнул, чтобы был он осторожнее, ибо песок плохо укреплён, а по ту сторону сразу стоит вода, но бравый полковник никак не желал внять совету, тогда мне пришлось обскакать его и заступить дорогу, чему он оказался не менее огорчён, чем удивлён. Я с трудом убедил его отказаться от опасного предприятия, под предлогом, что лошадь может легко оступиться в воду, не рассчитав движения. Чтобы как-то скрасить его разочарование, я обещал по возвращении всецело удовлетворить его любопытству. Далеко за полдень повернули мы к биваку, где готовился обед.
