Богдан Сушинский - Костры Фламандии

– Ну, цену молитвам и проклятиям иезуитов в Украине знают. И помнить будут веками.

Иезуит умолк. Сирко тоже молчал. То ли ждал, что он продолжит свою «тронную» речь, то ли просто прикидывал, как бы помягче и в то же время со всей возможной твердостью ответить посланнику Яна-Казимира, пока что пребывающего то ли в Австрии, то ли в Саксонии.

– Передайте престолонаследнику Яну-Казимиру, что казаки поддержат только того претендента, который поклянется не лишать их давних казачьих вольностей, дарованных его предшественниками.

– Уверен, что польский принц сочтет эти требования вполне законными, – оживленно отреагировал иезуит. Сирко пошел на переговоры и даже начал выдвигать свои условия. Разве не ради этого он, настоятель монастыря, прибыл сюда?

– А также того претендента, который о защите южных земель Украины будет заботиться так же, как о защите Варшавы.

– Не является ли священным долгом каждого монарха охранять подвластные ему земли? – еще решительнее поддержал его монах, молитвенно сложив руки у подбородка.

– Но обо всем этом Яну-Казимиру или всякому прочему претенденту предстоит вести переговоры с теми атаманами, которые к моменту созыва элекционного сейма окажутся во главе украинского казачества. Так что все это – потом.

Настоятель недовольно покряхтел, поскольку его всегда раздражала нерешительность людей, с которыми приходилось иметь дело, тем не менее сдержанно прокряхтел:

– Которые окажутся во главе казачества, это понятно…

– А пока что, преподобный, попытайтесь доходчиво объяснить мне как новопостриженному монаху – седьмую заповедь Господнюю: с какой стати иезуитский орден настолько возлюбил Яна-Казимира, что добивается, чтобы на престол взошел именно этот претендент? Только откровенно, откровенно.

Священник удивленно уставился на Сирко. Ему, очевидно, показалось, что полковник вновь решил поиздеваться над ним.

– Вы и в самом деле не понимаете, почему? Неужели вам до сих пор неизвестно, что мы, иезуиты, возвели королевича Яна-Казимира в сан кардинала иезуитского ордена?

– Яна-Казимира – в кардиналы?!

– Что вас так удивляет? Мог ли орден упустить такую возможность – возвести на трон человека, пребывающего под его неусыпным патронатом, благодаря которому, и сам король тоже будет чувствовать себя уверенно и защищенно? То есть мы всего лишь прибегли к тому, к чему обязаны были прибегнуть при данном монархическом раскладе.

– Вот видите, как плохо иметь дело с ничего не смыслящим в политике воякой. Не знать о том, что королевич стал кардиналом иезуитов!

– Наоборот, иногда очень удобно иметь дело именно с таким, «ничего не смыслящим в политике», как вы изволили выразиться, «воякой», – со мстительной вежливостью заметил иезуит. – И мы это всегда очень тонко учитываем.

– Господин лейтенант! Господин лейтенант! – стучал кто-то в окно. – Вас требует к себе главнокомандующий!

Не желая возвращаться из того чувственного забытья, в котором он уже несколько минут пребывал, д’Артаньян зарылся пальцами в рассыпанные по всему телу длинные волосы испанки. Но в этом и была его ошибка: испанка, красивая статная девушка, с которой он предпочел бы не расставаться всю жизнь, восприняла его ласки как призыв к еще большему проявлению нежности.

– Извините, господин лейтенант, но это действительно так: главнокомандующий ждет вас, – послышался теперь уже знакомый голос виконта де Мореля. – Я вынужден был сообщить этому гонцу, что вы здесь.

– Он еще и оправдывается! – возмутился д’Артаньян. – Так подло выдать и при этом чувствовать себя праведником! Вот что значит вовремя не убить человека на дуэли! Но это пока что исправимо.

Он снова впился пальцами в густые, жесткие волосы по-цыгански смуглой девушки и как можно нежнее отстранил ее голову. В ответ испанка пролепетала что-то слишком нежное, для того, чтобы это можно было понять, даже владей он испанским, как своим родным.

– Граф д’Артаньян!

– Я иду, виконт! Я сейчас выйду, черт бы вас побрал! Однако не советую дожидаться моего появления за этой дверью!

– Что вы говорите? – тихо, нежно спрашивала испанка по-французски. – Что вы, господин, говорите?

До сих пор в лексиконе этой пиренейской амазонки д’Артаньян обнаруживал только четыре французских слова: «что» и «так есть любить?». Но теперь открыл для себя, что она активно пополняет свой словарный запас. И, к счастью, не без его помощи.

– Как только Бог сподобится создать одну-единственную прекрасную испанку, так он тотчас же создает на нашу голову еще одного главнокомандующего, – извиняясь, проговорил мушкетер. – А вдобавок к нему – гонца и подлого виконта, выдающего тебя первому попавшемуся посыльному.

Единственное, что успокаивало графа, это данная им самому себе клятва: где бы он ни был, куда бы ни заносила его судьба – во что бы то ни стало вернуться в Дюнкерк и разыскать это смазливое андалузийское чудо.

Когда, уже одевшись, д’Артаньян прощально утопил пальцы в ее длинных, черных, как смоль, волосах, он произнес эту клятву вслух, настолько торжественно, словно клялся на Библии.

– Так есть любить? – мило, сонно, по-детски щурясь и тыкаясь губами в его губы, прошептала испанка то единственное, что она способна была произнести в эти минуты, даже если бы владела французским так же прекрасно, как своим родным.

– Только так и люби. Всю жизнь.

– Так есть любить, – восторженно покачала головой разнеженная испанка.

И, лишь оказавшись перед мрачным принцем де Конде, лейтенант вдруг вспомнил, что не удосужился спросить у испанки ее имя. Как, впрочем, не поинтересовался и адресом, по которому она живет.

Впрочем, ничего удивительного. Встреча их произошла случайно. Увидев ее на улице, д’Артаньян спрыгнул с коня, подхватил девушку на руки и занес в первую попавшуюся дверь, которая, к счастью, оказалась незапертой, в комнату, которая оказалась незанятой, очевидно, владельцы ее бежали из города или же погибли. Ну, а слова, которые выкрикивала при этом испанка… так ведь какие еще слова, кроме слов любви к нему, она могла выкрикивать?

«Виконт, – успел мушкетер предупредить де Мореля, оказавшись со своей пленницей в чужом доме, – никого не впускать. Стоять, как при осаде Ла-Рошеля!»

Но, вместо того чтобы мужественно охранять их любовное безумие, виконт выдал его первому же подвернувшемуся под руку гонцу.

– Вы, кажется, слишком невнимательны, лейтенант! – прорвался до сознания д’Артаньяна голос принца де Конде.

– Я весь внимание, господин главнокомандующий. Куда мчаться и сколько брать с собой мушкетеров?

– Десяти молодцев вполне хватит. Немедленно получите у главного интенданта жалованье на три месяца вперед и во всю прыть неситесь в Амьен. Завтра утром туда должен прибыть большой обоз с охраной, идущий в Польшу.