Вильям Энсворт - Заговор королевы

Слова короля оправдывались. На все вопросы Блунт отвечал молчанием или односложными звуками.

— Отведите его в Шатлэ, — сказал раздраженным тоном Генрих III, — и пусть его подвергнут пытке.

— Она ничего у меня не вырвет, — твердо отвечал англичанин.

— Я найду средство заставить его говорить, — заметил виконт. — Я знаю, чем на него можно подействовать.

И он шепнул несколько слов на ухо королю.

— Да, вы правы, — сказал, смеясь, Генрих, — но не доводите дело до крайностей.

— Позвольте мне действовать, государь, — сказал Жуаез. — Возьми свою шпагу, — прибавил он, обращаясь к солдату, державшему Друида, — и при каждом отказе этого изменника отрубай по конечности у его собаки.

Солдат поднял свое оружие.

— Дьявол! — вскричал Блунт гневным голосом. — Чего вы хотите от меня?

— Чтобы ты откровенно отвечал на вопросы его величества, — сказал, подходя к нему, Кричтон.

— Ну так я сделаю тогда то, чего не сделал бы для спасения своего мяса от каленых клещей и костей от колеса, — я буду говорить, хотя, клянусь крестом, мне сказать нечего. Я смог бы вынести смерть Друида, — прошептал он, — но видеть его разрубаемым на куски свыше моих сил.

— Что привело тебя сюда? — спросил Генрих. — Разве ты не знал, что заплатишь жизнью за свою смелость?

— Я хорошо понимал последствия моего поступка, — отвечал англичанин, — но желание оказать услугу другу заставило меня пренебречь опасностью.

— Какому другу, негодяй?

— Может быть, с моей стороны слишком самонадеянно называть его так, — отвечал Блунт, — но смерть сближает всех, а моя так близка, что меня можно избавить от некоторых формальностей. Я не сомневаюсь, что моя верность доставит мне достойное место в его памяти.

— Твоя верность кому? — спросил с нетерпением Генрих III. — Королю Наваррскому?

— Шевалье Кричтону, государь.

— Кричтону? — повторил Генрих вне себя от удивления. — Жуаез, — продолжал он, обращаясь к виконту, — этот шотландец обладает необъяснимым влиянием на всех. Каким волшебством достиг он этого?

— Волшебством своего характера и своих манер, государь, — отвечал Жуаез. — Видели ли вы у кого-нибудь такую пленительную улыбку, как у Кричтона, более вежливое и достойное обращение? Прибавьте к этому очарование благородного и геройского духа рыцарства, которым дышат все его слова и поступки, и вы познаете секрет волшебного влияния его на людей. То же самое было с Баярдом, Дюгекленом, Карлом Великим, Годеффруа Бульоном. Есть люди, для которых мы хотим жить, и есть люди, за которых мы готовы умереть. Кричтон из числа последних.

— Вы просто установили различие между дружбой и преданностью, мой милый, — сказал недовольно Генрих, снова обращаясь к Блунту. — Ты, верно, хотел передать шевалье Кричтону что-нибудь важное, — возобновил он расспросы, — если не мог дождаться конца турнира?

— Я хотел только сообщить шевалье Кричтону, — сказал беззаботно Блунт, что пакет, которому он придавал важное значение и который найден самым странным образом, ценой многих опасностей, так же странно потерян.

— И это все, что ты знаешь относительно этого пакета?

— Я знаю, что в нем было что-то роковое, государь. Всем, кто только его касался, он приносил несчастье. Он был потерян так же, как и приобретен — концом шпаги. Первому, кто его взял, он стоил удара кинжалом в грудь, второму — костра, а мне — топора. Пусть такие бедствия обрушатся на ту, в чьих руках находится он теперь!

— Ваше величество, может быть, желает расспросить его о том, что он знает о содержании этого пакета? — спросил Кричтон.

— Нисколько, — отвечал сурово Генрих III. — Мы знаем о ваших интригах и достаточно слышали, чтобы убедиться, что свидетельства этого изменника лишние. Эй! Ларшан, — сказал он, обращаясь к одному из офицеров своей свиты, — пусть этого человека отведут в Шатлэ и посадят в подземелье. Если он будет жив через неделю, то палач освободит его от дальнейших мук.

— Ваше милосердие безгранично, государь, — сказал с презрительной улыбкой Блунт.

— И пусть позаботятся о его собаке, — продолжал Генрих.

— Разве она не пойдет со мной? — спросил, вздрогнув, Блунт.

Он вдруг вырвался из рук державших его солдат и бросился к ногам короля.

— Я не прошу о помиловании, — вскричал он. — Я знаю, что осужден и осужден справедливо, но умоляю вас, ваше величество, не разлучайте меня с моим верным спутником.

Генрих был тронут. Блунт, сам не зная того, затронул его сердце.

— Ты, значит, очень любишь эту собаку?

— Больше жизни!

— Это хороший признак. Ты, должно быть, честен. Но мы, однако, не можем согласиться с твоей просьбой. Это бедное животное может только стонать над твоим трупом, и, я думаю, для тебя будет утешением узнать, что, переменив хозяина, твоя собака найдет другого, который будет ценить ее не менее тебя и лучше сумеет защитить ее. Ступай!

— Государь, моя собака — не придворный, — вскричал Блунт. — Она не будет служить другому хозяину. Сюда, Друид!

Этот призыв, сопровождавшийся резким и коротким свистом, немедленно вернул Друида к ногам англичанина. На шее собаки болтался обрывок веревки, она держала в зубах кусок кафтана солдата, пытавшегося удержать ее.

— Я знал, что никакая привязь не удержит тебя, мой храбрый товарищ, — сказал Блунт, лаская собаку, которая, в свою очередь, нежно лизала его руки. — Нам надо расстаться, старый друг.

Друид внимательно смотрел в лицо своему хозяину.

— Навсегда, — медленно произнес Блунт, — навсегда.

— Уведите его, — крикнул Генрих, — но берегите собаку. Мы дорожим этим благородным животным.

— Одну минуту, государь, и он ваш, — вскричал Блунт, на открытое и мужественное лицо которого легла мрачная тень. — Тяжело расстаться со старым другом. Эта собака, — продолжал он, едва сдерживая свое волнение, — не будет принимать пищу из чьих-либо рук, кроме моих, она не ответит ни на чей призыв, кроме моего. Я должен научить ее повиноваться новому хозяину. Вы найдете его очень покорным, когда я покончу с этим.

— Я сам буду о нем заботиться, — сказал Генрих, взволнованный этой сценой.

— Прощай, Друид! — прошептал Блунт. — А теперь, — прибавил он тихо, — ложись, ложись, старый товарищ.

Друид прилег на землю.

С быстротой молнии Блунт поставил ногу на спину животного, как бы желая раздавить его, и схватил обеими руками веревку, обвивавшую его шею. Друид не сопротивлялся, хотя видел это движение и понимал его значение.

Петля сжала его горло, и в одно мгновение судьба храброго животного была бы решена, если бы Кричтон не успел остановить руку англичанина.