Александр Дюма - Царица Сладострастия
Я сообщила принцу, что г-н Пети узнал от одного путешественника о том, что мой брат находится в Генуе, куда я ему и написала. Виктор Амедей сначала воспротивился его приезду, но я обходительностью одолела его противодействие, и он разрешил, чтобы брат приехал, правда не в Турин, а в мой загородный дом. что, впрочем, устраивало меня гораздо больше.
— Вы слишком любите своего брата, сударыня, — заметил он.
— Не знаю, люблю ли, ибо совсем его не знаю или, вернее, знаю очень мало: мы так давно не встречались с ним!
Я понимала, что Виктор Амедей будет доволен подобным ответом и поэтому окажет шевалье хороший прием; не скажи я так, он, быть может, не пожелал бы видеть брата, ведь герцог ревновал меня ко всему, даже к нежным чувствам, какие я питала к моим родственникам.
Добившись немного свободы перед приездом брата (он не заставил себя ждать), я поехала в «Отраду» с моими детьми. Принц любил их больше, чем детей от герцогини, и почти все время проводил с ними. Я уже говорила, что, по примеру Людовика XIV, он признал их, не называя при этом имени их матери. Все считали, что этого от него добилась я, хотя строгие ханжи никак не могли с этим смириться; но принц сделал это по своей воле, мне даже не пришлось об этом беспокоиться. Он узаконил и сына и Дочь. Мой сын всегда носил титул маркиза Сузского, а моя дочь, принцесса Мария Виктория, не изменила фамилии, выйдя замуж за своего кузена Виктора Амедея, сына немого принца ди Кариньяно.
Я ничего не говорю ни о принце ди Кариньяно, ни о доне Габриеле, потому что перестала с ними встречаться, став затворницей и удалившись от света.
Но вот приехал мой брат. Ему было очень тяжело видеть, в каком положении я оказалась, и он обходился с моими детьми не как с племянниками, а как с детьми герцога Савойского, что вынудило меня отослать их назад, в Турин.
Вечером прибыл герцог; шевалье говорил с ним с уважением, какое должно оказывать коронованной особе, но очень холодно, будто не желая, чтобы с ним обращались иначе, чем с любым иностранцем.
— Вы, сударь, проявили большую смелость, приехав сюда, — сказал ему Виктор Амедей. — Французов сейчас у нас не слишком жалуют.
— Имея охранную грамоту вашего высочества, я ничем не рисковал, — возразил шевалье.
— Вы великодушный и смелый враг, сударь; всегда приятно сражаться с достойным противником.
— В армиях его величества все люди таковы, ваша светлость.
За этим ужином мне было очень неловко находиться с ними обоими: брат мой был еще менее любезен, нежели принц, который, вместо того чтобы остаться у меня, как он обычно поступал, потребовал свою карету.
— Сударыня, я вернусь через несколько дней, — сказал он, с обиженным видом глядя на меня. — Оставляю вас предаваться излияниям родственных чувств.
Мой брат на минуту оставил нас одних. Я от всей души старалась утешить принца, но он по-прежнему говорил со мной в том же насмешливом тоне:
— Я не желаю делить вас с кем-нибудь; вы не можете одновременно заниматься мной и шевалье. Посвятите всю себя ему, согласен, не буду вас беспокоить.
В глубине души я была этому рада и позволила ему уехать, тоже состроив обиженную мину.
Как только послышался звук отъезжающей кареты, вновь появился мой брат.
— Сестра моя, — сказал он, — вас необходимо вытащить отсюда.
— Другого я и не прошу, только не знаю, как мне это сделать.
— Если вы решились — я все возьму на себя.
— Я сделаю все, что вы пожелаете, но — поторопитесь!
XXV
Мы и в самом деле остались с братом одни.
Последующие дни я потратила на то, чтобы показать шевалье этот прелестный край, который ему очень понравился; очень веселые и очень свободные, мы с утра до вечера носились по окрестностям. После прекрасных дней, проведенных когда-то с мужем, эти мгновения остались в моей памяти как самые приятные минуты из тех, что мне довелось пережить по прошествии моей ранней юности.
Мы разработали наш общий план; он был смелым и, тем самым, имел больше шансов на успех. Мы решили, что я, попрошу у принца разрешения проводить шевалье до границы и, вместо того чтобы вернуться обратно, пересеку ее вместе с ним под носом у таможенников и солдат, которые не посмеют меня задержать.
Трудность состояла в том, чтобы получить разрешение принца: Виктор Амедей, как я смела надеяться, вскоре тоже должен был отправиться в ту сторону и мог подумать, что я просто хочу его опередить.
Однако я встретила неожиданное сопротивление, когда приехала к герцогу в Турин, чтобы изложить ему свою просьбу.
— Я не могу вам позволить этого, — сказал он мне, — потому что рискую вас потерять. Вражеские армии стоят совсем близко, и вы подверглись бы опасности попасть в плен. Посудите сами, какая это была бы радость для королевских войск захватить любовницу герцога Савойского! И какой дорогой выкуп меня заставили бы за вас внести!
— Но, сударь, я буду осторожна, не стану приближаться слишком близко к границе; меня не схватят, ручаюсь вам.
— Больше не просите меня, это невозможно, я никогда на такое не соглашусь. -,
Что я ни делала, ничего добиться не смогла и вернулась очень опечаленной, в тягостных раздумьях о том, каким образом нам выбраться из этого затруднения. Но шевалье ничуть не смутил отказ принца.
— Успокойтесь, сестра моя, — сказал он. — Герцог сам предлагает нам выход, ведь он должен отправиться в одну из своих поездок; притворитесь больной и скажите, что сами приедете к нему, а когда отправитесь в дорогу, вас похитят, уж за это я отвечаю.
Это предложение было действительно лучше, и мы сразу же прибегли к нему, начав разыгрывать нашу пьесу. Шевалье простился с герцогом и демонстративно уехал.
Принц вернулся в тот же вечер; он еще держал себя несколько холодно и смущенно; но облако рассеялось, и я снова увидела герцога таким, каким он был обычно. Он сообщил мне о своем намерении скоро отправиться в путь и о том, что рад взять меня с собой. У меня не хватило сил возразить ему, и, кстати, меня охватила невольная печаль; ведь, несмотря ни на что, я его любила и мысль расстаться с ним навсегда, оставив его грустным и несчастным, причиняла мне боль. Я тоже была нежна, как обычно, и это привело его в восторг.
После его отъезда я стала думать о своем бегстве, о том, что должна увезти с собой, о судьбе, которая ждет меня во Франции. Мой брат не скрыл от меня, что родители не одобрят меня и мне не следует на них рассчитывать, что герцог и герцогиня де Шеврёз — люди суровые и неприветливые. Когда я сказала о возможности примирения с моим мужем, он покачал головой и предупредил, что об этом надо думать лишь очень осторожно.
