Роберт Ши - Монах: последний зиндзя
– Что ты делаешь здесь, Моко-сан? – произнёс голос позади него. Моко вздрогнул и обернулся. Это был старый Тайтаро.
Его замешательство и негодование пузырились на губах Моко.
– Святой отец, простите меня, но это кажется подобным полному безумию! Я знаю, что вы любите своего сына. Я был с вами в горах Осю, когда вы чуть не умерли сами, борясь за сохранение его жизни. Как отважились вы поощрять его рисковать своей жизнью, чтобы другие зиндзя могли назвать его учителем, когда это кажется бессмысленным настолько, насколько возможно?
Подозрение внезапно возникло в его мозгу.
– Или он в действительности не рискует жизнью вообще? Вы бы не позволили ему быть заколотым копьем, не так ли?
– О да! – сказал Тайтаро. – Если его ответ выяснил бы невежество в истине посвящения, я бы сам разрезал веревку ударом своего меча, и копье упало и убило бы его.
– Почему, святой? Что склоняет тебя к этому?
– Вера, что только определённый способ жизни является ценным существованием.
– Я не знаю, что это значит, святой!
– Не старайся понять всё, относящееся к Ордену, пожизненные члены которого не всегда понимают это, Моко-сан.
– Но почему надо убивать человека за недостатки в ответе на вопрос?
– Для Дзебу задача заключалась бы не в знании правильного ответа, а в допущении, что он знает его, – Моко почувствовал, как рука Тайтаро легко, дружески хлопнула его, и старый мудрец ушёл.
С приступом страха Моко вспомнил первые заунывные слова Дзебу, которые слышал только он, во время его пробуждения в монастыре Черного Медведя. Тогда он понял, что испытание зиндзя произвело сильное впечатление на Дзебу. Они предлагали то, чего он хотел. Покой. Все, что он мог сделать, это дать ответ, который заставил бы копье упасть. Моко молил, чтобы шике Дзебу захотел жить…
Моко пошел назад, в храм, и опустился на своё место среди сидящих монахов. Вопреки его беспокойству, песнопение, фимиам и гул ударов по полому бревну усыпляли его, и он позволил себе унестись в сон. Моко ничего не мог сделать для шике Дзебу, кроме как быть здесь. Теперь он был на корабле, состязающемся в скорости со светло-голубыми океанскими волнами, оставившем Страну Восходящего Солнца далеко позади. Он шел к берегам Персии. Его корабль нырял, как дикий конь, без паруса и гребцов. Нос корабля разбивал большие, зеленые, прозрачные волны, словно гигантские изумруды. Персиянки были обнаженными женщинами и жили в круглых башнях из полированного белого камня, без дверей, и ездили на спинах гигантских птиц, Размахивая саблями, сверкающими в солнечном свете, они спускались к берегу. Они окружили его и подняли свои сабли. Они собирались разрубить его на части и накормить им своих больших птиц. Моко завизжал в ужасе: «Помогите! Помогите!»
Успокаивающая рука нежно потрепала его по плечу. Эхо его вопля всё ещё отдавалось в тяжёлом от фимиама воздухе храма. Монахи смотрели на него. Его лицо горело от стыда, и он склонил голову, чтобы скрыть свое смущение. «Они оказали мне честь, пригласив меня на свою церемонию, а я заснул и расстроил ее, – думал он. – Я опозорил шике Дзебу. Если бы я был благородным по крови, я бы должен был совершить сеппуку, но я не заслуживаю даже этого».
Тонкий голос Тайтаро вмешался в его муки:
– Пришло время тебе говорить, монах Дзебу!
Настала долгая тишина. В ознобе Моко думал: «Он не собирается отвечать. Вот что будет путем шике! Он не захочет отвечать на вопрос неверно. Он скорее допустит свое молчаливое сообщение, что он выбрал смерть». Моко смотрел вниз на нагого Дзебу, вытянувшегося на камне алтаря, молча умоляя шике заговорить. По ту сторону алтаря видневшееся сквозь открытый край храма небо начинало светлеть. Остов великого тория и конус Фудзи были черными силуэтами на индиговом небе.
– Только что я слышал крик о помощи! – Голос Дзебу был достаточно громким для слуха, но непринужденным, переменчивым, как будто он беседовал с несколькими друзьями. – Раньше я слышал другой крик о помощи. Я не обратил на него внимания. Орден учил меня, когда я был ребенком, не ждать от жизни ничего, кроме боли. Мне сейчас почти пятьдесят лет. Я любил, и любовь приносила мне муки и утраты. Я видел женщину, которую любил, замужем за своим врагом. Я убил человека, которого любил, своими собственными руками. Смерть принесла ему покой. Я не сложил оружия и чувствовал себя в объятиях смерти, и очнулся позднее, и обнаружил, что даже смерть покинула меня…
Я не обязан больше сражаться, но женщина, которая возглавляет страну, женщина, которую я действительно любил, послала за мной. Это и есть жизненная задача, о которой ты спросил меня, отец. Я знаю, это неправильное решение. Если я умру на этом алтаре, это будет справедливо. Если я останусь в этом монастыре и откажусь его покинуть, это будет правильно. Если я пойду в Камакуру помогать даме, которая послала за мной, это также верно. Я принял своё решение. Это верный выбор для меня, потому что Я ЕГО СДЕЛАЛ. – Он прервался на момент. – Я буду учителем, но не в монастыре зиндзя. Я пойду в Камакуру!
Ослепительный огонь появился позади Дзебу, на вершине горы Фудзи, как будто взорвался вулкан. Это был край восходящего солнца. Моко задержал дыхание, когда Тайтаро шагнул вперед с поднятым мечом. Он хотел закричать, но его горло сжалось от ужаса. Меч Тайтаро сверкнул, падая и разрезая веревки, которые держали Дзебу на каменной плите. Крик Моко вышел вздохом облегчения. Старый монах отступил прочь от Дзебу, вкладывая в ножны свой меч, и встал на колени.
– В этом решении проявилась Сущность, – сказал он едва слышным голосом. Он медленно нагнулся вперед, пока лоб его не прижался к полу. Ряд за рядом другие монахи делали то же. Моко склонился также, радуясь, сознавая, что не только спасена жизнь мастера Дзебу, но он собирается возвращаться с ним в Камакуру, чтобы помогать госпоже Танико бороться с захватчиками. Долгое время Моко держал голову опущенной, в то время как его сердце плясало от радости. Он услышал движение вокруг и наконец поднял глаза. Солнце взошло полностью и выглядело как красный диск, подвешенный над черным острием Фудзиямы. Тории обрамляли солнце и гору безупречно. Человек, который пролежал связанным на алтаре всю ночь, сейчас стоял. И его руки были протянуты в благословении. Моко понял, что храм и тории были расположены так, чтобы на рассвете самого длинного дня в году было видно солнце, восходящее над Фудзи, и что не случайно церемония происходила в эту особенную ночь.
Тайтаро дал Дзебу надеть длинный серый балахон.
– Это балахон учителя, серый от Пустоты, – сказал он.
– В сердце знания – Пустота! – произнесли монахи хором.
