Георг Борн - Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1
Старый дон поднялся с колен и начал свой печальный рассказ.
— Мой дворец находится, приблизительно, в тысяче шагов от Антиохской церкви. Я в нем живу с дочерью Долорес, которую все находят красавицей, но она еще более добродетельна, нежели красива. Ежедневно ходила она к обедне в ближайшую Антиохскую церковь и часто исповедовалась молодому патеру, которого она никогда не видела, но который, должно быть, возымел к ней греховное желание. Шесть дней тому назад, вечером, закрылась она вуалью и вышла из дворца, сказав горничной, что идет к исповеди в Антиохскую церковь. Я долго ждал возвращения своего ребенка, но час за часом проходил в смертельной тоске и нетерпении, а ее все не было. Мной овладело страшное предчувствие, и я побежал в церковь. Там обыскал я все скамейки, не оставив незамеченным ни одного местечка. Потом обошел все исповедальни. В одной из них сидел патер, а около перегородки стояла на коленях женщина. Исполненный радости и надежды, ждал я, когда закончится исповедь и женщина поднимется. Я думал узнать в ней Долорес, но увы! — то была не она. Проклятие сорвалось с моих дрожащих губ, да простит меня Пресвятая Дева! Я подошел к другой исповедальне. Она была пуста, но около нее на коленях стояла старушка и молилась, перебирая четки.
— Давно ли вы тут молитесь, добрал женщина? — спросил я, исполненный страха.
Старушка посмотрела на меня и увидела мою тоску.
— Около четырех часов, сеньор, — ответила она.
— Не видели ли вы в этой исповедальне молодой девушки?
— Видела, сеньор. Тут была красивая молодая донна.
— Куда девалась молодая донна? Заклинаю вас, говорите? Ответ ваш имеет для меня громадное значение! — воскликнул я.
— Куда девалась молодая донна? — проговорила старушка, припоминая, — подождите, вот как это было: патер, которому она исповедовалась, вышел из исповедальни в то время, как она еще оставалась на коленях и молилась. Она встала и последовала за ним.
— Когда это было?
— С час тому назад.
— Не может быть, чтобы она за ним последовала! Подумайте еще хорошенько, матушка, и скажите, действительно ли она за ним последовала? — вскрикнул я, в высшей степени встревоженный.
— Не прошло и пяти минут как он вышел и она направилась по этому слабо освещенному проходу к боковой двери.
— Во имя всех святых, скажите мне, знаете ли вы этого патера?
— Знаю, сеньор, это был преподобный отец Мерино.
— Молодой начальник инквизиции в Санта Мадре! — объяснил дон Рамиро.
— Да, это был он! — воскликнул гранд голосом, исходившим из глубины пораженного отцовского сердца. — Я вышел из Антиохской церкви и стал думать о том, где могло быть мое дитя, если оно не вернулось в мой дворец. Благородные господа, — мою дочь украл патер Мерино.
— Позвольте, дон Генрикуэц дель Арере, — произнес голос из среды членов Летучей петли, — чтобы вы сделали, если ваша дочь добровольно последовала за патером?
— Я бы пронзил ее насквозь своим кинжалом! — воскликнул отец, гордо выпрямляясь. — Лучше видеть труп, нежели… Но нет, господа, оно было не так. Я еще не кончил своего рассказа! Торопливыми шагами шел я по улице и спрашивал у всех, не видали ли патера с молодой донной, покрытой вуалью. Наконец, нищая, стоявшая около изображения какого-то святого, сказала мне, что она видела такую пару и слышала, как патер говорил донне: «Если вы хотите остаться верной Пресвятой Деве, то следуйте за мной, я достану вам из монастыря доминиканцев священный амулет». Мной овладел леденящий ужас. Я бросился бежать по улицам и, запыхавшись, достиг, наконец, монастыря на улице Фобурго. В эту минуту я с ужасом увидел, что моя несчастная, ничего не подозревавшая дочь исчезла за воротами под руку с этим Мерино! Я побежал и грозно сжатым кулаком стал стучать по запертой двери, угрожающим голосом требовал я, чтобы меня впустили и отдали мне мое дитя. Меня назвали сумасшедшим и стали стращать священной одеждой9.
— Да будет проклято Санта Мадре! — пробормотал в эту минуту какой-то голос.
— У меня похитили моего ребенка, мою Долорес! — заключил свою жалобу несчастный, уже стареющий дон Генрикуэц дель Арере.
— А через три дня — день святого Франциско, — напомнил замаскированный гроссмейстер ордена.
Все присутствующие поникли головой и закрыли глаза руками, так как все знали значение этих немногих слов.
В ночь, следовавшую за днем святого Франциско, инквизиторы совершали свое великое празднество.
— Дон Генрикуэц дель Арере, ты через три дня получишь свою дочь, живую или мертвую! — произнес гроссмейстер ордена.
Старый гранд низко поклонился. Несмотря на слабый свет, бросаемый луной в залу руины, можно было видеть глубокую скорбь, которую выражало его лицо.
— Да будет сделано по вашей воле, дон Рамиро. Я получу свою потерянную дочь живую или мертвую, как вы сами определите.
С этими словами Генрикуэц вернулся в толпу собравшихся, из которой вдруг раздался голос:
— Еще одна жертва готовится для дня святого Франциско.
— Назовите ее, — произнес гроссмейстер.
— Это молодая прекрасная женщина, которая живет у Марии Непардо. Фамилиары прокрались к Мансанаресу, и прекрасная женщина вместе с одноглазой будут посажены в Санта Мадре.
— Что касается одноглазой, то она недостойна никакого сожаления, — произнес другой голос, — она детоубийца.
— Она была детоубийцей, но с тех пор, как у нее поселилась неизвестная прекрасная женщина, она совершенно изменила свой образ жизни, — сказал первый голос.
Гроссмейстер прервал этот разговор, обратившись к стоявшему около него графу.
— Когда до нас дошли слухи о злодеяниях Марии Непардо, то вы, граф Манофина, получили приказ исследовать ее жизнь. Что вы узнали?
— У одноглазой нет теперь ни одного ребенка, а живет только молодая женщина, — отвечал граф громким голосом, — инквизиция добралась до обеих, чтобы вытребовать неизвестную прекрасную женщину.
— Так ей надо прийти на помощь, — сказал гроссмейстер и тихо сообщил свои приказания графу Манофина.
Из заднего плана темной залы выступили десять стройных молодых испанцев и подошли к дону Рамиро и графу, между тем как члены тайного союза, раскланиваясь, выходили постепенно из скрытого таинственного места сборища. На этих молодых, отважных людях были надеты короткие темные куртки, остроконечные шляпы с маленькими черными кокардами, красные широкие пояса, короткие бархатные панталоны, белые, обтягивающие ногу чулки и сандалии, от которых шаги их были легки и почти неслышны. В правой руке каждого из них была страшная летучая петля.
Почтительно склонившись перед благородным господином, они выслушали короткий, но решительный приказ. Не произнося ни слова, они поклонились, сделав изящное движение, в знак того, что они все поняли и ничего не хотят возразить.
